Бен Орлин - Математика с дурацкими рисунками. Идеи, которые формируют нашу реальность

Среди лидеров этого движения были Уильям Стэнли Джевонс, Карл Менгер и неожиданный персонаж по имени Леон Вальрас {72} , которого один из комментаторов позже назвал величайшим экономистом всех времен и народов. Прежде чем получить этот титул, он обеспечил себе эклектичное резюме: учился на инженера, работал журналистом, клерком в железнодорожной компании, менеджером в банке, сочинял романтическую прозу. И вот однажды летним вечером 1858 года он отправился с отцом на судьбоносную прогулку. Пожилой папаша Вальрас {73} , должно быть, обладал нешуточным даром убеждения, потому что к ночи Леон преодолел охоту к перемене мест и решил посвятить себя экономике.

Экономисты-классики решали обширные, амбициозные вопросы о природе рынков и общества. Маржиналисты сосредоточили свое внимание на индивидуумах, принимающих мелкие решения по поводу маржи. Вальрас стремился объединить оба уровня анализа, построить широкое видение всей экономики на основе крохотных математических шагов.

Настало время ролевой игры. Мои поздравления: вам выпала роль фермера.

Но, я боюсь, вы обнаружите, как и все фермеры, что, чем большие площади земли вы возделываете, тем менее плодороден каждый дополнительный акр.

Почва неоднородна. Начав сельскохозяйственную деятельность, на первых порах вы выбираете самые урожайные, плодоносные участки. Поскольку постепенно вы исчерпываете лучшие возможности, каждый новый участок менее плодороден, чем предыдущий. В конце концов остаются только бесплодные каменистые клочки земли.

Эта идея родилась задолго до маржинализма [219]. Один экономист доклассической эпохи провел аналогию с механикой:

Плодородие почвы напоминает пружину, которая сжимается под воздействием дополнительного веса… Достигнув определенной величины… вес, который раньше сжимал пружину на три-четыре сантиметра, теперь едва ли сожмет ее на толщину волоса [220].

Маржиналисты совершили прорыв, перенеся это утверждение с сельского хозяйства на психологию человека. Например, просто поглядите, как я ем кукурузные маффины:

Возможно, все маффины созданы равными, но, когда я поглощаю их, этого не чувствуется. Чем больше я кусаю, тем меньше удовольствия приносит каждый новый укус. Вскоре они перестают насыщать и становятся тошнотворными.

Это относится не только к еде. Тот же принцип верен для всех потребительских товаров: шарфов, шкафов, даже романов Курта Воннегута. Сложно получать такое же дополнительное удовольствие от десятой единицы товара, как и от первой; польза каждого шага зависит от того, сколько шагов вы уже проделали. Сегодня экономисты называют это «законом убывающей предельной полезности», хотя я предпочитаю говорить «причина, по которой я не слишком-то наслаждался „Завтраком для чемпионов“».

Как быстро происходит спад? Ну, все зависит от ситуации. Ведущий маржиналист Уильям Стэнли Джевонс писал:

Функция полезности своя для каждой вещи и… для каждого индивидуума. Вы существенно быстрее пресыщаетесь сухим хлебом, чем вином, одеждой, изящной мебелью, произведениями искусства или, наконец, деньгами. И у каждого человека свои вкусы и потребности; удовлетворяя их, он почти ненасытен [221].

Этот пассаж не только говорит многое об Уильяме Стэнли Джевонсе, но и демонстрирует новую теорию экономического спроса. Люди принимают решения на основе предельной полезности.

Вообразите блистательную экономику всего с двумя видами товаров: маффины и кофе. Каким образом я должен распределить свои расходы? Каждый раз я задаю один и тот же вопрос: что принесет мне больше радости — если я пополню еще на один доллар маффинный или кофейный бюджет? Даже безмозглый любитель маффинов наподобие меня после десяти пирожных подряд наконец предпочтет заказать первую чашку кофе, и даже подсевший на кофе экономист после десятой чашки наконец захочет купить маффин.

Эта логика сводится к простому критерию: в идеальном бюджете последний по счету доллар, потраченный на тот или иной товар, приносит в точности одинаковое благо.