Кристин Бар: Политическая история брюк

«Именно в начале революции появилась мода на большие кюлоты — собственно брюки; до этого были кюлоты на подвязках и короткие», — вспоминает Луи Симон {60} 60 Nouveautés arrivées pendant ma vie en France, цит. no: Pellegrin N. Culottes // M. Figeac (dir.).I.Ancienne France au quotidien. Paris: Armand Colin, 2007. P. 163. . Производитель кисеи из герцогства Мэн, он, естественно, был удивлен этим феноменом: что это за «мода», которая идет «снизу», противореча доминирующему в общей истории костюма закону, распространяющемуся на все времена, места и слои общества, согласно которому низшие классы должны подражать высшим? {61} 61 Размышления Габриэля Тарда и Георга Зиммеля о моде, движимой стремлением к имитации, имели определяющее значение (ср. Kônig R. Sociologie de la mode / Trad, de l’allemand par L. Jospin. Paris: Payot, 1969). Такое стремление одеваться как сильные мира сего, рискуя натолкнуться на их запреты и потерпеть поражение, поскольку элита постоянно борется с этим риском, часто меняя собственный внешний вид, называют power-dressing — властной агрессивной манерой одеваться. Таким образом, распространение брюк, превратившихся в политический символ, следует рассматривать как крайне важную аномалию, возникшую в контексте революционных пертурбаций и одновременно по-своему способствовавшую их появлению.

20 июня 1792 года останется в истории как «день санкюлотов». Один человек с пикой, забравшись на крышу дворца Тюильри, размахивал перед толпой рваными кюлотами, порванными во время демонстрации, требованием которой было заставить короля надеть красный колпак {62} 62 Pellegrin N. Les Vêtements de la liberté. P. 60. . Брюки становятся флагом именно в момент ужесточения революционного процесса. Брюки присваивают себе санкюлоты, мелкие ремесленники, входящие в революционные секции Парижа и революционные комитеты, и носят их вместе с курткой-карманьолой, ставшей популярной благодаря марсельским добровольцам Национальной гвардии (это короткая узкая приталенная куртка с маленькими отворотами, украшенная двумя рядами пуговиц, из сукна), туфлями на шнурках (а не с застежками) и красным колпаком (символом освобожденных рабов), который обернется «фригийским» колпаком Марианны — символа свободы {63} 63 І4стория красного колпака немного запутанная. Его носили швейцарские гвардейцы полка Шатовье, которые позаимствовали традиционный красный колпак у крестьян. Этот полк с гарнизоном в Нанси поднял восстание в августе 1790 года с требованием регулярной выплаты довольствия и лучшего отношения со стороны офицеров. Восставшие были жестоко наказаны — казнены или приговорены к каторге. В марте 1792 года, после того как было показано театральное представление об этом событии, в Париже была начата кампания за освобождение швейцарцев. Якобинцы добьются освобождения 41 швейцарца, которым будут возданы высшие почести (по материалам Vivre en France sous la Révolution française. Paris: Messidor/Editions sociales, 1985). .

Весной 1792 года этот ансамбль станет знаком для объединения активистов парижских секций и символом санкюлотов в целом. Он представлял рабочих, прежде всего из парижского пригорода Сент-Антуан. Среди парижских санкюлотов много независимых ремесленников со своими лавочками, меньшее количество наемных рабочих и значительная часть рантье и разного рода домовладельцев, особенно среди руководителей движения. Эта социологически и даже политически неоднородная группа, впрочем, была носительницей общего видения мира, в котором центральное место занимают «мечта о равенстве, ставшая былью» и «братство в действии» {64} 64 Vovelle M. La Mentalité révolutionnaire. Société et mentalités sous la Révolution française. Paris: Messidor/Éditions sociales, 1985. .

На празднике свободы, который проводился в Шамбери с 14 октября 1792 года, актер Шенар появляется одетым как санкюлот. Непоколебимый как скала, этот свободный человек носит одежду без завязок и шляпу с кокардой, а не колпак. Он позирует, без пики и с мирным видом, имея в себе что-то от крестьянина на этом пасторальном фоне, который так противоречит урбанистическому ландшафту, привычному санкюлотам. Так был создан определенный стереотип, мало соответствующий действительности, которая была куда разнообразнее. Среди революционеров встречались самые немыслимые крайности: от Марата, склонного нарушать приличия, мастера в области «вестимен-тарного искусства политической провокации» {65} 65 Roche D. Apparences révolutionnaires ou révolution des apparences? // Pellegrin N. Les Vêtements de la liberté. P. 200. , до Робеспьера, всегда элегантного и в кюлотах. Этот стереотип позволяет порвать с дореволюционным ве-стиментарным режимом, когда «только класс богатых бездельников определял форму, которую следует придать одежде» и когда мода была законом {66} 66 Цит. no: Devocelle J.-M. Les Vêtements de la rue. P. 88. . Брюки же напоминают о бедных и ценности труда. Эта довольно примитивная, простая, функциональная и полезная одежда выражает идею равенства (разве они не скрывают телесное неравенство — некрасивые ноги?).