Во втором доношении императору приводился список дисциплин, которым целесообразно обучать в Академии студентов, «смотря по их натуральному наклонению»: арифметике, геометрии, астрономии, географии, навигации, механике, оптике, архитектуре «гражданской и воинской», «физике феоретике и експериментальной, институции медической, анатомической и хирургической», химии, истории натуральной, «языкам, именно: латинскому, греческому, французскому и итальянскому, реторике и оратории, истории древней и нынешней», логике, метафизике, этике, политике и «юс публик натур и народов» [138].
В итоге в первые три недели января 1724 года Петром и его помощниками был подготовлен Проект Академии, который император слушал 22 января в Сенате с 8 часов до полудня и который получил название: «генеральный проект об Академии» [139](далее сокр. ГП). По свидетельству И. Д. Шумахера, автором ГП был Блюментрост. Впрочем, возможно, и сам Шумахер также поучаствовал в его составлении. В Сенат ГП поступил с правкой императора, но в явно недоработанном виде. Тем не менее «экстракт» из ГП был в феврале 1724 года направлен русским посланникам в Париж, Берлин и Лейден, а также многим дипломатам и ученым.
Поскольку ГП уже неоднократно рассматривался в литературе [140], я здесь остановлюсь только на некоторых важных для дальнейшего темах и фрагментах.
Уже зачин ГП свидетельствует о том, что Петр и его помощники прекрасно понимали разницу между университетом (собранием «ученых людей, которые наукам высоким, яко феологии и юрис пруденции… медицины, филозофии, сиречь до какого состояния оные ныне дошли, младых людей обучают») и Академией (собранием «ученых и искусных людей, которые не токмо сии науки в своем роде, в том градусе, в котором оные ноне обретаются, знают, но и уже новые инвенты оные совершить и умножить тщатся, а об учении протчих никакого попечения не имеют») [141]. Более того, автору (авторам) ГП прекрасно известно, что в других государствах университеты и академии «никакого сообщения между собою не имеют» [142]. Однако в России ситуация совершенно иная, и это в ГП подчеркивается особо: «Невозможно, чтоб здесь следовать в протчих государствах принятому образу, но надлежит смотреть на состояние здешнего государства, как в розсуждении обучающих, так и обучающихся (а в этом рассуждении «здешнее государство» представляло собой, по выражению Лейбница, terra virginea . – И. Д. ), и такое здание учинить, чрез которое бы не токмо слава сего государства для размножения наук нынешним временем разпространялась, но и чрез обучение и розпложение оных польза в народе впредь была» [143]. А потому – и это важный поворот темы! – в российских условиях нельзя ограничиться ни одной лишь Академией, ни только созданием университета, «ибо хотя чрез оную [Академию] художества и науки в своем состоянии производятся и разпространяются, однакожде оные не скоро в народе розплодятся, а при заведении университета – и меньше того: ибо когда розсудишь, что еще прямых школ, гимназиев и семинариев нет, в которых бы младые люди началом обучиться и потом выше градусы наук возприять и угодными себя учинить могли, то невозможно, дабы при таком состоянии универзитет некоторую пользу учинить мог» [144].
Казалось бы, из сказанного следует, что в России целесообразно начать с создания «прямых школ», потом учредить университет, а затем Академию наук и художеств, т. е. идти эволюционным путем, что Петру и предлагали сделать Лейбниц, Вольф и другие европейские интеллектуалы, а также Феофан Прокопович, ибо, как позднее скажет поэт,
Где народ, сознаньем зрелый,
К просвещению готов,
Там прогресс не скороспелый,
А наследие веков [145].
В России же все было иначе, поэтому действовать надо было крайне осмотрительно и осторожно. Но Петр шел «по партитуре, напролом», он торопился, потому как «долгота жизни нашея ненадежна» [146], а основания для спешки, как показало время, у него были, поскольку после его смерти известный откат действительно имел место [147].
Император решает (возможно, сам, возможно, по чьей-либо подсказке), вопреки зарубежному опыту и советам иностранных ученых, пойти особым путем: создать одно многоцелевое научно-образовательное учреждение, т. е. объединить в одной структуре научную академию, университет и гимназию. По словам А. Ю. Андреева, «создатели [Академии] полагали: именно потому, что в России до сих пор не существовало научных и учебных заведений по европейским образцам, в ней и необходимо сделать нечто превышающее, соединяющее вместе эти образцы… Текст указа Петра I ясно говорит о том, что 28 января 1724 года было основано только одно высшее ученое учреждение России – Академия наук (а не Академия наук и Академический университет, как иногда пишут историки). Однако этой Академии, в отличие от европейских прообразов, были также приданы и образовательные функции. Ее образовательная часть и получила по „генеральному проекту“ название „университет“, хотя никакого самостоятельного устройства, отличного от Академии, не имела. Отождествляя Академию наук и университет, создатели проекта думали о том, „каким образом одним зданием обои намерения исполнить можно и не надобно особливые собрания сочинять“ (Уставы Академии наук СССР. С. 36)» [148]
Читать дальше