Игорь Дмитриев - Академия благих надежд

Во многих документах Петровской эпохи, касающихся «насаждения просвещения», поражает легкость мысли необыкновенная. Авторам «прожектов» казалось, что можно просветить народ одним махом, легко и просто: полицейскими мерами, в кратчайшие сроки и без затрат. Во всех просветительских затеях вырисовывается одна и та же последовательность действий: сначала предлагалось «велеть во всех губерниях учинить…» (ну, скажем, по академии, а то и по две, отдав под них несколько монастырей, из коих предварительно следовало «вывесть чернцов»), затем в учиненное заведение «велеть набрать» (иностранцев, а также детей дворянских, купеческих и всяких иных чинов), – разумеется, попутно предусматривалось «учинение штрафа» для тех, кто не захочет отдавать шестилетнего ребенка в российские просветительские круги ада, – далее предлагалось «велеть» что-нибудь еще сделать (скажем, учредить широкую программу обучения – от языков, наук и философии до фехтования и танцев и т. п.). И дело пойдет, лет эдак через 10–15 сравняемся с Европой. Но это только первый акт образовательной утопии.

Ее второй акт посвящен финансовой проблеме. В принципе никакой проблемы-то и нет, поскольку в России вопросы «Где взять деньги?» и «Кого ограбить?» – это не два разных вопроса, но один и тот же (как видно на примере «чернцов»). Но чаще властям и властями предлагался еще более простой путь, описанный с неповторимой афористической силой тогдашнего канцелярита, где стержневыми выражениями были: «надлежащее иметь попечение», «стараться, чтобы…», «не пренебрегать», но «вспоможение чинить» и – наконец является призрак сути – «что до содержания… о том во всех городах магистратам самим иметь старания» [103].

Около 1720 года о планах создать Академию Петру напомнил его лейб-медик, уроженец Немецкой слободы, выпускник университета в Галле и доктор Лейденского университета Лаврентий Блюментрост (Laurentius Blumentrost; 1692–1755). Последний представил царю проект, в который Петр внес свои поправки.

Между последней встречей с Лейбницем в Пирмонте и подачей проекта Блюментроста произошел ряд событий, повлиявших на просветительские планы Петра. Прежде всего следует отметить поездку царя по ряду стран Европы в 1716–1717 годах. В Голландии были куплены анатомическая и зоологическая коллекции препаратов известного анатома Ф. Рюйша (Frederik Ruysch; 1638–1731), у которого Петр во время Великого посольства учился анатомии. В Париже царь посетил Арсенал, осмотрел парк и «аптекарский огород», шпалерную мануфактуру, гобеленовую фабрику, анатомический театр, обсерваторию, Монетный двор, а главное (в контексте моей темы) – он побывал в Сорбонне, Коллеже четырех наций (Коллеж Мазарини), Королевской библиотеке и Парижской академии наук, где ему показали машину для подъема воды, домкрат А. Далема и другие технические изобретения. Надо сказать, что в Парижской академии велись как фундаментальные, так и прикладные исследования, но Петру демонстрировали преимущественно технические новинки, тонко уловив пристрастия российского монарха. Как писал по этому поводу Б. Фонтенель (Bernard le Bovier de Fontenelle; 1657–1757), «когда царь оказал Академии честь своим присутствием, она хвасталась всем тем, что имела наиболее подходящего, что могло бы броситься в глаза этому монарху» [104].

Опуская многие детали этого визита [105], отмечу только, что Петр летом 1717 года получил возможность детально ознакомиться с работой Парижской академии наук, ее традициями, а также побеседовать со многими французскими учеными. По мнению А. И. Андреева, именно посещение Петром Академии и беседы с учеными стали одним из решающих факторов, побудивших русского царя учредить в Петербурге Академию наук [106]. Тем более что в 1710‐х и самом начале 1720‐х годов была проделана большая работа, подготовившая создание Академии. В частности, в 1718 году началось строительство Кунсткамеры, одного из красивейших зданий петровского барокко, которое должно было стать своего рода «дворцом науки». В нем планировалось разместить Музей, Библиотеку, Анатомический театр и Астрономическую обсерваторию. Заметим – подобных дворцов в Западной Европе тогда не было, что Петр, создавая имидж новой России, по-видимому, учитывал. Действительно, Лондонское королевское общество первоначально собиралось в Грэшем-колледже, затем, после Great Fire (сентябрь 1666), с 1667 по 1673 год, в Arundel House, резиденции Генри Ховарда (Henry Howard, 6th Duke of Norfolk; 1628–1684), потом снова в Грэшем-колледже (до 1710), а затем, после безрезультатного обращения к королеве Анне, приобрело в собственность здание (Crane Court) на Fleet Street [107]. Парижская академия наук заседала в Лувре, и только Обсерватория помещалась в отдельном, специально для нее построенном здании. Научному же обществу в Берлине вообще достались перестроенные королевские конюшни.