Array Сборник статей - Псевдонимы русского зарубежья. Материалы и исследования

Поначалу он настаивал, что его фамилия Горчаков – подлинная, и в частных разговорах небрежно ссылался на свою известность в московских театральных кругах. И действительно, желающие могли убедиться: режиссер и педагог Николай Горчаков работал в Художественном театре, куда пришел из Третьей (вахтанговской) студии. Станиславский в 1925 г. привлек Горчакова к восстановлению «Горя от ума». Николай Горчаков был сорежиссером спектаклей «Продавцы славы», «Сестры Жерар», «Три толстяка», тяготел к сатирическому жанру, исторической мелодраме, современной сказке. Поставил водевиль Валентина Катаева «Квадратура круга», а в 1933 г. на сцене Театра сатиры – «Чужого ребенка» Шкваркина. Его первой подписанной постановкой стал булгаковский «Мольер», и гибель спектакля тяжело отразилась на его режиссерском состоянии. Позднее ему пришлось доказывать свою политическую правоверность.

И вот за этого Горчакова выдавал себя Горчаков-эмигрант. Почему отважился он взять его почти полное имя (настоящего Горчакова звали Николай Михайлович, самозваного – Николай Александрович)? Прежде всего потому, что интересы обоих и творческие орбиты их удивительно совпадали. Но была у самозванца еще одна надежда: он, по всей видимости, знал, что подлинный Горчаков в начале войны был отправлен на фронт. Не исключено, что до псевдо-Горчакова могли дойти неверные слухи о гибели его коллеги. Но это не более чем предположения.

В 1948 г. в Мюнхене, где Горчаков осел, вышла в дипийском издательстве «Златоуст» его книга «Восемь рассказов», подписанная этой уже ставшей привычной фамилией.

В середине 1950-х гг. Горчаков пришел на «Радио “Освобождение”» (с 1959 г. называвшееся «Радио “Свобода”») и служил диктором в продукционном отделе. Как и полагается эмигрантскому диктору, он читал все виды текстов – от спортивных до политических, но передачи художественные, литературные без горчаковского голоса никогда не обходились. Он был не просто мастером высокого класса, но и учил ремеслу молодых актеров в собственной мюнхенской театральной студии. Вместе с Горчаковым тем же ремеслом пробавлялись и другие профессионалы сцены, по совместительству – сотрудники «Свободы»: Сергей Дубровский (бывший мхатовский актер, зять знаменитой Веры Пашенной), Борис Виноградов (ленинградец, участник труппы Сергея Радлова) и другие, в частности Анатолий Скаковский, на которого я еще сошлюсь.

На станции Горчаков отличался исполнительностью, но был замкнутым и даже грубоватым, порой не здоровался. Сидел он в рабочей комнате один, ни с кем ее не деля, и производил впечатление человека с проблемами в личной жизни.

Однако Горчакова размягчала выпивка, и он, сперва неохотно, принимал участие в дружеских застольях, постепенно размягчаясь, всегда сохраняя, впрочем, пародийно-сатирическую маску. В ответ на обращение «князь» мог подхватить и откликнуться: «Да-а… Помню, бывало, Государь потреплет меня по щеке и говорит: ну что, Коля…».

Помимо дикторской лямки Горчаков с большой охотой писал тексты для художественных передач. Ему принадлежат такие, например, историко-культурные скрипты: «Шекспир – наш современник», «К 700-летию со дня рождения Данте Алигьери», «Салтыков-Щедрин и современность», «Фридрих Шиллер – друг свободного человечества», «Гулливер побывал и там, где строят коммунизм», «Гибель Маяковского», «Галилео Галилей», «Похвала глупости Эразма Роттердамского еще не устарела».

Его привлекал такой жанр, как театр у микрофона. Он ставил радиовариант пьесы Виктора Розова «Затейник», приспосабливал к радио собственную пьесу «Никколо Паганини», расписывал на голоса инсценировку суда над Иосифом Бродским и сам принимал участие в постановке. На протяжении двадцати с лишним лет Горчаков был одним из наиболее запоминающихся голосов «Свободы», фигурой с литературно-театральными интересами.

И не только фигурой радио. В Зальцбурге в начале 50-х гг. горчаковская комедия «Гаспарино» ставилась в Русском театре.

Мало кто из сослуживцев на радиостанции догадывался при этом, что их нелюдимый сосед параллельно трудится над большой книгой – «Историей советского театра». Когда же она выходит в свет в нью-йоркском Издательстве имени Чехова [644], Горчаков никому ее не только не дарит, но и не показывает. Коллеги узнают об этом стороной: книги Чеховского издательства хорошо известны в эмиграции. Их везде продают и рекламируют, а один экземпляр приобретает библиотека «Свободы».