Array Сборник статей - Псевдонимы русского зарубежья. Материалы и исследования

Душой и мозговым центром Славянского общества были знаменитые в свое время братья Стефан и Никола Бобчевы; Стефан Бобчев (1853–1940) был идеологом и бессменным лидером Славянского общества, а Никола Бобчев (1863–1938) отвечал за издания и культурную политику Общества (оба были известными литераторами и общественными деятелями, а Ст. Бобчев в течение долгих лет занимал ряд важных государственных и общественных постов в Болгарии).

Итак, мы подошли вплотную ко второй нашей истории. В 1922 г. в «Славянской библиотеке» (№ 2 за второй год издания библиотеки) вышла книжка Георгия Флоровского «Достоевский и Европа», представляющая собой расширенный вариант реферата автора, прочитанного им на торжественном собрании, организованном 13 ноября 1921 г. тем же Славянским обществом по поводу столетия со дня рождения Достоевского [241]. Книги Славянской библиотеки издавались по-болгарски, и поскольку рукопись этой важной работы русского богослова и философа считалась утерянной, единственным источником текста до сих пор являлся болгарский перевод и издание 1922 г.

Лет десять назад при работе с книжкой автор этих строк обратил внимание на то, что на титульной странице издания написано: «превел от руския ръкопис К. Б.» («перевел с русской рукописи К. Б.»). Поразило слово рукопись : понятно, что переводчик с ней работал, но куда же потом эта рукопись делась? Поскольку издание состоялось в 1922 г., когда Г. Флоровский уже жил и работал в Праге, логично было допустить, что рукопись, возможно, не была возвращена автору (она не числится в его архиве в Принстоне [242]) и осталась в Болгарии, но где же ее искать? Возможно, разгадка криптонима «К. Б.» могла бы помочь в поиске. Начинать в таких случаях надо с ближайшего окружения, К.Б должен быть как-то связан с братьями Бобчевыми, возможно, даже родственными узами. Разыскания подтвердили гипотезу: теперь можно считать доказанным, что переводчик К. Б. – это Константин Бобчев (1894–1976), сын Николы Бобчева и племянник Стефана Бобчева [243]. В начале 20-х гг. он, воспитанник Санкт-Петербургского и Софийского университетов, делал свои первые шаги автора-публициста, а на общественной сцене уже заявил о своих славянофильских убеждениях. К. Бобчев был юристом и экономистом, доктором экономических наук Фрайбургского университета (1924), работал преподавателем, но после 1944 г. ему пришлось разделить судьбу многих людей своего круга и поколения: хотя он и не был репресирован, ему пришлось уйти из Софийского университета и работать в маргинальной области научной информации и библиографии [244].

Ниточка привела в архив Николы Бобчева, который его сын К. Бобчев привел в порядок и вместе со своим собственным передал научному архиву Национальной библиотеки Болгарии (они соседствуют даже по своей нумерации) [245]. Там обнаружилась не только рукопись работы «Достоевский и Европа», но и другие рукописи Г. В. Флоровского, а также его письма Н. Бобчеву, присланные в 1922–1936 г. из Праги, Парижа и Лондона [246].

Итак, рукопись «Достоевский и Европа» была «вычислена», но две другие рукописи оказались сюрпризом, как бы наградой за решение головоломки и правильное «прочтение» псевдонима-криптонима – статья «Исторические прозрения Тютчева» (опубликованная по-болгарски в 1924 г. в другом издании Славянского общества – «Славянский календарь» [247]и уже публиковавшаяся в России в обратном переводе с английского [248]) и неизвестная до сих пор и неопубликованная статья без названия, посвященная Герцену, о которой, видимо, Г. В. Флоровский писал Николе Бобчеву в письме от 3 октября 1922 г. из Праги: «В настоящее время я очень озабочен печатным изданием моей диссертации о Герцене, предварительный очерк которой некогда был у вас в руках. Теперь тогдашняя статья превратилась в книгу объемом до 15 листов» [249].

Продуктивное сотрудничество Г. В. Флоровского со Славянским обществом Болгарии в 1920-е гг. засвидетельствовано им более чем недвусмысленным образом в цитированном письме Н. Бобчеву: «Для нас, русских ученых, вопрос об издании наших работ стоит теперь очень остро, и потому я с особенной привязанностью всегда вспоминаю о Вас и о глубокочтимом Стефане Саввиче, помогших мне в этом отношении. Позвольте воспользоваться случаем еще и еще раз сердечно поблагодарить Вас за Ваше всегдашнее ко мне внимание и Вашу помощь. В особенности я благодарен за ту моральную поддержку, которая очень облегчила мне […] дни необеспеченного пребывания в Болгарии» [250].