Светлана Климова: Интеллигенция в поисках идентичности. Достоевский – Толстой

Какой автор не надеется на это.

Вокруг феномена интеллигенции или русской интеллигенции [1] Эти два выражения до определенной степени следует считать синонимами, несмотря на латинский корень, перевести это слово ни на один язык мира не удалось. Поэтому во всех европейских словарях слово intelligentia (по латыни «понимание», «способность к пониманию») стоит с пометкой (рус.). «По внутренней форме слово интеллигенция – от лат. intellegenti a – означает высшую ступень сознания, самосознания», и русская интеллигенция – уникальный случай, когда «класс» (или «прослойка» – это уже другой вопрос) выделен в обществе и назван по этому признаку»//Степанов Ю.С. «Жрец» нарекись, и знаменуйся: «Жертва» (к понятию интеллигенция в истории российского менталитета )//Русская интеллигенция: История и судьба. М.: Наука, 2000. С.17. Ни для кого не секрет и то, что отличие русской интеллигенции от западных интеллектуалов вполне условное, так как наша интеллигенция – явление, «порожденное западной культурой» (Б. Успенский), является тем культурным образованием, к которому была приобщена небольшая когорта людей под влиянием петровских реформ//Malia M. What is the intelligentsia? // Daedalus, v.89, 3, The Russian Intelligentsia (Summer, 1960). PP. 441–458; Pips R. The Russian Intelligentsia . New-York and London: Columbia University Press, 1960; Raeff M. Origins of the Russia n Intelligentsia. N. Y.: Harcourt, Brace&World, Inc., 1966. вот уже почти три столетия не стихают философские, политические, научные и пр. страсти. После распада идеологической «связи времен» в современной России вновь насущной потребностью становится определение роли и значения этой особой социальной «прослойки» в процессе текущей жизни. Как ни парадоксально, сегодня в очередной раз потребовалось прояснение ее концептуального статуса. При всей дискуссионности подходов, точек зрения, мировоззренческих позиций один момент, пожалуй, остается неизменным. Разговор о природе и специфике интеллигенции происходит в процессе ее самоидентификации (автореф-лексии), или самоописания. И зачастую спор о «предмете» превращается в дискуссию о предпочтительном дискурсе, в котором должно происходить «распознание» этого сложного феномена.

Константный интерес к этой особой группе российского общества обусловлен, с одной стороны, «устойчивым кризисом» (оксюморон на века) российской самоидентичности, неспособностью внятно ответить на вопросы о том, кто мы и куда идем. Ответственность за решение этой «вечно-актуальной» проблемы лежит на русской интеллигенции, для которой кризисность – «конституирующая особенность», источник не столько общенациональной, сколько ее собственной идентичности. Об этом написано так много, что нет смысла обозревать позиции и литературу [2] Наиболее полно полемика вокруг указанной проблемы русской интеллигенции отражена в коллективной монографии: Русская интеллигенция. История и судьба /сост. Т.Б. Князев-ская. М.: Наука, 2000, 423с. .

В тоже время, есть еще ряд важных обстоятельств, не позволяющих окончательно и корректно преодолеть национальную кризисность. Одно из них связано с особым дискурсом интеллигенции любого «разлива». Безусловно, развитие интеллигенции напрямую было связано с немецким идеализмом, под влиянием которого они находились в 30–40-е годы. Не менее важно было и влияние религиозного мировоззрения, осмысленного, прежде всего, дискурсивно. Переживая самые что ни на есть атеистические и нигилистические периоды своего бытия, интеллигенция всегда оставалась верна религиозному (христианскому) дискурсу и словарю [3] Alyssa DeBlasio одной из дискурсивных особенностей русской мысли назвала два нарратива: светский и религиозный, в дисциплинарном отношении представленных как оппозиция религиозной и светской философии в России. Причем зачастую эта оппозиция рассматривается в категориях истины и лжи, с правом приписывать одному дискурсу способность выражать смысл русского сознания, другому – опровергать. Эти рассуждения, как нельзя лучше вписаны в наше представление о маятнике бинарного сознания. Следует лишь добавить, что соревнование за «правильный нарратив» означало лишь право стать лидером и занять место другого//Подр.: DeBlasio Alyssa. T he end of Russian philosophy: Tradition and Transition at the turn of 21st century . PALGRAVE MACMILLAN, USA, 2014. PP. 16–18. . В начале 30-х годов XIX века, в период зарождения национальной философии, религиозный язык, эмоциональное (даже, религиозно-эмоциональное) отношение к миру явилось психологической предпосылкой формирования рационального осмысления и созидания теоретического мира «русских» идей. Независимо от «номинации» (отцы, дети, внуки) [4] Малия обозначил все разновидности интеллигенции 30–80-х одним выражением «классическая интеллигенция»//Malia M. Ibid. P.442. и декларируемого нашими мыслителями отношения к религии, вере, церкви ее дескриптивный словарь: христианин, вера, Бог, божий народ, святой праведник, жрец и жертва был «сцеплен» в единый концептуальный клубок, создавая особой духовный статус для его носителей. Так было в XIX–XX вв.; это же присутствует и в современном дискурсивном аппарате либералов, демократов, национал-патриотов образца XXI столетия.