На службе князь чувствует благосклонное отношение к нему высокого начальства: во время пребывания в Москве Вяземский получил звание камергера Его Императорского Величества. По этому поводу он уже в январе 1832 года представляется Николаю I. На балу вальсирует с императрицей, которая весьма расположена к нему, государь делает вид, что доволен службой нового камергера. А друг Пушкин не упустил случая поздравить усердного чиновника стихотворным посланием:
Любезный Вяземский, поэт и камергер…
(Василья Львовича узнал ли ты манер?
Так некогда письмо он начал к камергеру,
Украшенну ключом за верность и за веру).
Так солнце и на нас взглянуло из-за туч!
На заднице твоей сияет тот же ключ.
Ура! Хвала и честь поэту-камергеру.
Пожалуй, от меня поздравь княгиню Веру.
Кончился 1831 год. В январе 1832 года – годовщина смерти общего друга и любимца Антона Дельвига. Плетнев предлагает выпустить заключительный номер альманаха «Северные цветы» (детище Дельвига) в память о его издателе, а средства от продажи альманаха передать осиротевшей семье. Вяземский готовит для этой цели шесть своих стихотворений. В одном из них («До свидания») Петр Андреевич прощается с другом:
Прости! Как грустно это слово,
Когда твердим его друзьям,
С ним сердце выскочить готово
Иль разорваться пополам.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Оно нам подтверждает грозно,
Что наше все и мы на срок;
Что в круг наш, рано или поздно,
А вломится железный рок.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Нет, в неизбежный час прощанья,
Покоя ноющую грудь,
Мы лучше скажем: до свиданья!
А там, что бог даст, то и будь.
Вяземский всегда был светским человеком, поэтому жизнь столицы оставляет мало времени для скуки: балы, рауты, приемы, салоны, увлечение дамами, легким флиртом. В последнее время предметом увлечения Петра Андреевича была Аграфена Федоровна Закревская, светская львица, адресат лирики нескольких поэтов, в том числе Пушкина и Баратынского. Вяземский тоже посвятил ей прекрасное стихотворение «Разговор 7 апреля 1832 года»; в нем поэт объясняется в любви к графине и к городу, в котором живет его дама сердца:
Я Петербург люблю с его красою стройной,
С блестящим поясом роскошных островов,
С прозрачной ночью, дня соперницей беззнойной,
И с свежей зеленью младых его садов.
Я Петербург люблю, к его пристрастен лету:
Так пышно светится оно в волнах
Невы; Но более всего как не любить поэту
Прекрасной родины, где царствуете вы?
Интересно, как изменилось отношение поэта к Петербургу в зависимости от его душевного состояния. Ведь ранее, будучи полон мрачных мыслей, он писал: «Я Петербурга не люблю… ».
12 июля 1832 года – сорокалетие Вяземского. Из Москвы приехала поздравить отца старшая дочь Маша, пришли друзья по «Арзамасу», Пушкин, Муханов, Блудов. Говорили о французской литературе, о «квасном патриотизме» (термин, который ввел в обиход Вяземский), спорили до хрипоты и даже доходило дело до крика.
Но все же светская жизнь «женатого холостяка» не заглушает тоски по семье: хочется воссоединиться и стать по-настоящему семейным человеком. И он начинает готовиться к переезду жены и детей в Петербург. Главное – найти подходящую квартиру. Надежды на казенную не оправдались, нужно искать частную. Карамзины на лето уехали в Ревель и отказались от квартиры на Моховой. Вяземский переехал на дачу, на Черную речку. Начались поиски семейной квартиры.
Сейчас хочется прервать мой рассказ и передать слово самому Вяземскому. Его ежедневные подробные письма-отчеты жене – блестящий образец эпистолярного жанра. Остроумие автора писем, его практичность и некоторая суетность в решении квартирного вопроса дополняют характеристику Петра Андреевича. Основные ориентиры при поиске жилья – стоимость и дельные советы жены. Итак, письма как главные свидетели жизни одного из петербуржцев пушкинского времени. Лето 1832 года:
10 июня. «Дом еще за Карамзиной и около двух месяцев у нас впереди». (При отказе от квартиры арендатору давались два льготных месяца на поиски другой – прим. авт.).
25 июня. «В первый раз пишу я к тебе о даче своей, где, кажется, начинаю надувать себе флюс и насморк… Мы живем у моста и нет минуты днем, да и ночью, где бы мост не дрожал под каретою, коляскою или дрожками. Беспрерывное движение и стукотня и крики разносчиков. Теперь спокойствие в городе, а волнение и суета в деревне. Дачи совершенно точка сумасшествия петербургских жителей и как дорого обходится ему это сумасшествие… Пока нельзя знать, за ними ли (Карамзиными) или за нами останутся их покои… ».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу