Сергей Глезеров - Закат блистательного Петербурга. Быт и нравы Северной столицы Серебряного века

В начале прошлого века в Петербурге наблюдалось «сильное преобладание мужского пола над женским». Связывалось это с тем, что стремительно развивавшаяся тогдашняя столица России постоянно нуждалась в рабочей силе. Любопытный факт: в структуре петербургского населения по состоянию на 1900 год почти половину всех мужчин (от 16 лет) составляли холостяки, а незамужние женщины – чуть больше 40 процентов всего женского населения Петербурга старше 16 лет. Складывавшаяся демографическая ситуация серьезно беспокоила городские власти. Раздавались даже предложения о введении специального «налога на холостяков».

«Я – старый холостяк, – заявлял депутат Государственной думы Каменский, – и с удовольствием платил бы налог в пользу многосемейных, сознавая, что избавлен от множества обязанностей, лежащих на отцах семейств».

Сторонники налога на холостяков ставили в пример некоторые европейские страны, где также были обеспокоены демографической проблемой. Во Франции шли разговоры о введении налога на холостяков с целью заставить их жениться и тем самым способствовать увеличению рождаемости. В Швейцарии введение подобного налога объясняли желанием облегчить налоговое бремя для многосемейных. «У нас, по поводу предполагаемого подоходного налога, считают необходимым установить для холостяков повышенное обложение по сравнению с женатыми», – отмечал обозреватель одной из петербургских газет.

Однако многие из тех, кто в силу своих государственных забот решал демографическую проблему, не пришли в восторг от идеи ввести налог на холостяков. «Нельзя всех холостяков обкладывать одной данью, да и было бы весьма несправедливо, если бы вы заставили холостого мужика платить в пользу многосемейного чиновника», – категорически высказывался член Государственного совета Кобылинский.

А по мнению заведующего статистическим отделением столичной Городской управы приват-доцента Степанова, ошибались те, кто думал увеличением числа браков усилить деторождение. «Петербургская статистика показывает, что прежде всего надо позаботиться о борьбе с детской смертностью, – считал он. – В Петербурге умирает пятьдесят процентов младенцев. Вот о чем надо подумать».

Другой причиной демографического кризиса называли увеличивающуюся день ото дня «расшатанность семейных нравов». По словам известного в Петербурге адвоката Адамова, почти каждый день к нему приходили лица обоего пола, которые жаловались на то, что решили разойтись вследствие неудачной семейной жизни.

«Никогда, кажется, семейные узы не были так слабы, а брачные узы так легко порывались, как в настоящее время, – говорил Адамов. – Наше время, очевидно, отмечено брожением не только в других областях жизни, но и в сфере семейной. Грустно, что во всей этой безурядице приходится страдать ни в чем не повинным детям, о которых менее всего думают супруги, так легко расходящиеся друг с другом».

Очаровательные петербурженки во все времена стремились следовать капризам переменчивой моды. Модные веяния, как и сегодня, приходили в Петербург из Европы, причем едва ли не каждый сезон приносил что-то новое. Немалая часть петербуржцев возмущалась современными нравами. К примеру, немало раздражало добропорядочную публику появление на улицах забывших обо всех правилах светского тона дам в «шароварах». Это вызвало настоящую бурю общественного негодования почти во всех европейских столицах, где в начале ХХ века модницы захотели ввести новую моду в виде изящных шаровар.

Когда в начале 1910-х годов дамские шаровары стали проникать и в Петербург, они тоже поначалу вызвали бурю гнева. Газеты были заполнены едкими карикатурами на «дам в шароварах», а гостившая в Северной столице парижская актриса Роджерс назвала этот костюм безобразным, заявив в интервью, что «дальше этого в смысле безобразия идти некуда. Ошибаются, думая, что эта мода получила или получит права гражданства».

Осенью 1911 года петербургские мужчины были изрядно шокированы очередным «писком моды»: на смену «развязно-просторному» кринолину пришла коротенькая юбочка, едва доходящая до колен. И снова негодованию «борцов за нравственность» не было предела. Особенно их возмущало то, что дамы оказались во власти законодателя моды французского модельера Пакена: скажи он только слово, и они оденутся в костюм Евы…