Барт Лоо - Шансон как необходимый компонент истории Франции

Да, именно тогда, когда французская песня перестала распространяться за пределы своего отечества, я заболел шансоном. На предыдущих страницах я описал результаты этого заболевания: многолетние поиски единственно верной истины и красоты.

Правда, некоторые читатели постарше и сами прекрасно помнят и Шарля де Голля, и Мориса Шевалье, и Эдит Пиаф.

С другой стороны, более молодые читатели рассматривают восьмидесятые годы как предысторию. А тем временем моя книга добралась наконец до первого десятилетия, о котором у меня есть личные, живые воспоминания.

Восьмилетним я видел по телевизору, как только что избранный президент Франсуа Миттеран едет на правительственном ситроэне по Елисейским полям и с видом Папы Римского машет ручкой толпе. Я помню безумно-пышное празднование в 1989 году двухсотлетия Французской революции. Я помню, как Жак Ширак в 1996 году со скорбным видом сообщил о смерти Миттерана. И как тот же Ширак в 2007 году с кислой улыбкой передал ключи от Елисейского дворца своему заклятому врагу, Николя Саркози.

И как Саркози женился на Карле Бруни, безусловной поклоннице Джонни.

Холлидея? Да, плохие люди живут долго. За последние тридцать лет появились, тем не менее, новые имена, широко известные во Франции, но неизвестные за границей. С такого близкого расстояния трудно понять, что перед нами: восхищение современников или вечная слава.

Поэтому я решил в заключение познакомить вас с теми современными шансонье, которые, по-моему, представляют интерес. Любителям шансона, скорее всего, не понравится, что кто-то из их любимцев не будет упомянут, но моя цель – показать, что после Бреля, Брассенса, Барбары, Далиды и Франсуа на небосводе шансона появились новые звезды.

Если бы лучшие песни Франсиса Кабреля, Жан-Жака Гольдмана или Алена Сушона были спеты не на французском, а на английском, то они могли бы стать мировыми хитами. В этой-то детали и кроется дьявол. Шансон больше не пересекает границ, потому что французский потерял свое положение международного языка.

Собственно, как раз эти три шансонье были первыми, назвавшими эту причину. В Америке едва ли найдутся переводы французских романов, тем не менее французские шансоны все еще находят покупателя. Но шансон стал делом национальным, для местного потребления и для закрытых вечеринок иностранных любителей.

Ведущие силы, такие как Кабрель, Голдман и Сушон, сожалеют, что даже французская молодежь все меньше и меньше знает классический шансон. И они задаются вопросом: не стоит ли перед образованием задача сохранения наследия Бреля, Трене и Брассенса? На данный момент нет никакого системного подхода к преподаванию шансона в школе. Наоборот, президент Саркози, кажется, делает все, чтобы похерить национальную культуру.

Для французов восьмидесятые годы связаны с ТВ-серией «Даллас», аэробикой, первыми персональными компьютерами АйБиЭм, победами велосипедистов Бернара Ино и Лорана Финьона и теннисиста Янника Ноа и победой в президентской гонке многократно проигрывавшего Франсуа Миттерана. Третья попытка оказалась удачной. После поражения от Де Голля в 1965 году и от Жискар д’Эстена в 1974-м, Миттеран наконец осуществил свою мечту в 1981 году.

Убогий в своей непосредственности, безвкусный и плохо срифмованный слоган предвыборной кампании социалистической партии бодро уверяет нас: «Да! Именно теперь! Да, мы хотим жить иначе! Иначе, без безработицы!» Новый министр культуры Жак Ланг говорит о… не более и не менее, как «конце ночи и наступлении эпохи света».

Энтузиасты проводят сравнения с Народным Фронтом Леона Блюма 1936 года, а некоторые горячие головы считают, что наступили наконец времена Коммуны. Вряд ли это похоже на правду: мечта Блюма умерла почти мгновенно, а при Коммуне пролилось слишком много крови.

Конечно, главным оставался вопрос: исполнит ли свои обещания Миттеран? Очень скоро после выборов все поняли наконец кого они видят перед собой: властолюбивого политика, который быстро забывает прекрасные идеалы, приведшие его к власти. Его высокомерная, почти королевская манера держаться похожа на поведение Де Голля, которого Миттеран когда-то упрекал в «постоянном захвате власти». С другой стороны, благодаря аристократическому поведению ему удалось создать о себе совершенно ложное представление – как об отце отечества. Прозвище, которым наградили Миттерана, – tonton (дядюшка) говорит само за себя. Кроме Де Голля, в Пятой Республике не было ни одного президента, удостоившегося такого признания.