Правительственным манифестом такой апологии можно считать знаменитый указ Петра от 13 февраля 1718 года, обязывавший привозить в столицу различного рода «курьезы» как природного, так и искусственного происхождения (в терминах кунсткамерного коллекционирования: naturalia и artificialia ). В первую очередь Петра интересовали анатомические аномалии, послужившие пред метом специального указа уже в 1710 году («понеже известно есть, что как в человеческой породе, так в зверской и птичьей случается, что родятся монстра, т. е. уроды, которые всегда во всех государствах собираются для диковинки») [97] Подробно: Богданов К. А. Врачи, пациенты, читатели: Патографические тексты русской культуры XVIII–XIX вв. М., 2005.
, но теперь список поощряемых к собиранию «курьезов» предельно разросся: «Если кто найдет в земле или воде какие старые вещи, а именно каменья необыкновенные, кости человеческие или скотские, рыбьи или птичьи, не такие, какие у нас есть, или и такие, да зело велики или малы перед обыкновенным, также какие старые надписи на каменьях, железе или меди, или какое старое необыкновенное ружье, посуду и прочее все, что зело старо и необыкновенно, — тако ж бы приносили, за что будет довольная дача, смотря по вещи» [98] Полное собрание законов. Т. V. 1830. № 3159.
.
В ретроспективе русской культуры указы Петра о доставке в столицу уродов и прочих «раритетов» продолжали восприниматься как нечто из ряда вон выходящее столетия спустя: даже в глазах Пушкина, увлеченно собиравшего материалы по истории петровского правления, появление указа о монстрах по ходу важнейших государственных дел служило лишним доказательством того, на сколько «странным монархом» был Петр [99] Пушкин А. С . Полное собрание сочинений. М., 1949. Т. 10. С. 241.
. Радикализм поощряемых «странным монархом» нововведений выразился и в открытии Кунсткамеры, специальным указом она объявлялась бесплатной, и более того — ее посетителей надлежало «приучать, потчевать и угощать», им предлагали «кофе и цукерброды», закуски и венгерское вино (Иоганну Шумахеру, хранителю коллекций, на это отпускалось четыреста рублей в год) [100] Подлинные анекдоты о Петре Великом, собранные Яковом Штелиным. 3-е изд. М., 1830. Ч. 1. № 27; Рассказы Нартова о Петре Великом/Подгот. Л. Н. Майков. СПб., 1891. № 34.
. Замечательно, что среди скульптур А. Ф. Зубова, украсивших здание Кунсткамеры, была и аллегорическая скульптура персонифицированного любопытства — женская фигура «Куриозитас», дополнившая риторически значимый порядок «кунсткаммерных» аллегорий, олицетворявших Ингениум (Воображение), Меморию (Память), Адмирацию (Удивление), Дилигенцию (Внимание), Сапиенцию (Мудрость) и Сциенцию (Наука).
В глазах как русских, так и иностранных современников индивидуальные пристрастия Петра воспринимались как контрастные к ценностям традиционной русской культуры. Церемониальность, с которой было обставлено создание Академии наук, декларировала это противопоставление наглядным образом: «автохтонные» ценности предшествующей культуры замещались «импортированными» ценностями, призванными лечь в основу новой культуры и новой государственности [101] Гордин М. Становление Санкт-Петербургской Академии наук в контексте развития европейской традиции власти // Российская Академия наук: 275 лет служения России. М., 1999. С. 238–258; Gordin M. D . The Importation of Being Earnest: The Early St. Petersburg Academy of Sciences // Isis. 2000. Vol. 91. № 1. P. 1–32.
. В контексте этого «импорта» инокультурные заимствования и инновативные знания рекомендуются к освоению как таковые и ради них самих. Именно так, по-видимому, следует объяснять поощряемый Петром информационный «плюрализм», выразившийся почти в одновременной публикации переводов коперникианской по идеям книги «География Генеральная» Бернарда Варения (1718) и сочинения «Земноводного круга краткое обозрение» убежденного геоцентриста Иоганна Гюбнера (1719) [102] Пекарский H . Описание славяно-русских книг и типографий 1698–1725 годов. СПб., 1862. С. 431–433, 453–454. Об истории перевода «Географии Генеральной»: Лукичева Э. В . Федор Поликарпов — переводчик «Географии Генеральной» Бернарда Варения // XVIII век. Сб. 9. Л., 1974. С. 292–294. Ср.: Ryan W. F. Astronomy in Church Slavonic: Linguistic Aspects of Cultural Transmission // The Formation of the Slavonic Literary Languages/Eds. G. Stone, D. Worth. Columbus, 1985. P. 54.
. В терминах современной социологии научного знания такое совмещение несовместимого удачно определяется понятием «риторика приспособления» ( rhetoric of accommodation ), когда разрешение той или иной проблемы достигается путем ее ресемантизации в постороннем для нее контексте [103] Ср.: Gross A. G . The Roles of Rhetoric in the Public Understanding of Science // Public Understanding of Science. 1994. № 3. P. 3–23. Об истории понятия: Blumer W . Akkommodation // Historisches Worterbuch der Rhetorik/Hrsg. G. Ueding. Tubingen: Max Niemeyer, 1992. Bd. I. Sp. 309–313.
. В данном случае научное противоречие снимается, как можно думать, апологией самой науки, позволяющей приходить пусть и к взаимопротиворечивым, но равно интересным открытиям. Примечательно, что незадолго до выхода в свет указанных сочинений побывавший в Москве иезуит Франциск Эмилиан сообщал о предосудительном любопытстве своих русских собеседников к некоему привезенному из Голландии «сочинителю», упорно защищавшему богопротивную гипотезу «о стоянии солнца и подвижности земли»; миссионер попытался разъяснить им, «какая разница между гипотезой и истиной на деле <���…>, однако они пожелали, чтобы то учение было опровергнуто с аргументами, и это задало нам весьма большую и трудную работу» [104] Письма и донесения иезуитов о России конца XVII — начала XVIII века. СПб., 1904. С. 101.
.
Читать дальше