Наум Вайман - Преображения Мандельштама [litres]

Так что несомненно: смысл строк стихотворения «Где ночь бросает якоря/В глухих созвездьях Зодиака» означает – ночь бросает якоря в стане Израиля. И эпитет «глухих» 523подкрепляет эту версию.

Голос для Мандельштама – жизнь, а глухота – смерть. «Глухота паучья» и «глухие времена» – выпадение из жизни. Так о советской жизни сказано (1935 год): «Тянули жилы, жили‐были,/Не жили, не были нигде… На базе мелких отношений/Производили глухоту». Этой метафорой богооставленности он и клеймит иудейство, не принявшее Христа. Причем дважды: и стан иудейский, оказавшийся «в глухих созвездьях Зодиака» и самих иудеев, названных «глухие вскормленники мрака» (они же – «сухие листья» 524). Стихотворение «Где ночь бросает якоря» всегда публикуют рядом (они близки по времени создания) с другим стихотворением, обращенным к жене, Надежде Яковлевне Мандельштам: «Вернись в смесительное лоно». Подруга поэта названа в нем именем нелюбимой жены Иакова Лии («Ты будешь Лия – не Елена!»), и брак с ней приравнивается к инцесту («Иди… на грудь отца в глухую ночь»). Т.е. она возвращается в кровосмесительное лоно иудейства, в его глухую ночь… 525

Мог ли Мандельштам назвать «глухими вскормленниками мрака» большевиков? Ну, приверженцы антиреволюционной версии могут сказать, что, мол, конечно, они этот мрак и установили в России. Пусть так, но разве они из него вышли? Тогда надо считать Россию изначально и вечно страной мрака. Мандельштам так не считал. И поэтому не мог и «белых» назвать «вскормленниками мрака» – он не считал прошлое России мраком. А двухтысячелетнюю историю евреев после неприятия Христа – считал. И именно евреи не увидали яслей нового мира, именно им Вифлеем, как место рождения Бога‐Спасителя, был чужд и странен. И именно поэтому они отпали от древа жизни, ибо для Мандельштама древом жизни и культуры (для поэта жизнь и культура тождественны), было в тот период именно христианство. Это он в статье 1921 года скажет: теперь каждый культурный человек – христианин 526. Иудеи, стало быть, вне культуры, пребывают во мраке. И поэтому его возглас Куда летите вы, зачем? – риторический, и означает: для вас все давно закончилось, хватит без толку суетиться, либо умрите, либо переходите в христианство, как я. И этот возглас удивительно совпадает по интонации и по интенции с возгласом Гордона, героя романа Пастернака «Доктор Живаго», по сути, возгласом самого Пастернака: Опомнитесь. Довольно. Больше не надо. Не называйтесь, как раньше. Не сбивайтесь в кучу, разойдитесь. Будьте со всеми. И именно для евреев, по мнению Мандельштама (и Пастернака) «нет потомства», нет продолжения, нет перспективы: Бездетными сойдете вы/В свои повапленные гробы . В Евангелии от Матфея Христос говорит о фарисеях и книжниках, как о лицемерах, подобных «гробам повапленным, которые красивы снаружи, а внутри полны мёртвых костей и всякой мерзости». Именно фарисеи и книжники не признали Христа Богом, а после катастрофической войны с Римом выбрали для народа другой путь, путь Талмуда. Для Христа и для Мандельштама они – лицемеры. А вот большевиков, или белоэмигрантов никак нельзя назвать лицемерами: и те и другие прекрасно знали, за что воюют и не скрывали своих целей. И Л. Видгоф подтверждает: они лицемерами не были .

Очень интересен в третьей строфе мотив еврейской «злобы». И «бесплодная» в данном случае означает «бессильная». Наделяя свой народ «бесплодной злобой» Мандельштам таким макаром осуществляет «перенос» своей собственной бессильной злобы к евреям за то, что они его «клеймили» своей кровью, и от этого клейма ему вовек не избавиться (довольно распространенный «ход» многих евреев, тяготящихся своим еврейством и пытающихся доказать окружению, что они – «не такие»). В другом стихотворении Мир должно в черном теле брать … он называет соплеменников «семиюродными уродами»: От семиюродных уродов/Он (мир – Н.В. ) не получит ясных всходов. На евреев здесь указывает священное для них число семь. Я уже говорил о стихотворении «Вернись в смесительное лоно», где брак между евреями назван кровосмесительством, оно всё грубо физиологично и сочится ядом по отношению к жене («Нет, ты полюбишь иудея, /Исчезнешь в нем – и Бог с тобой»), как дочери ненавистного племени. Даже в стихотворении на смерть матери у него выплескивается неприязнь и отторжение от «иудеев»: Благодати не имея/ И священства лишены , они живут при свете черного солнца…