Наум Вайман - Преображения Мандельштама [litres]

О «дуговой растяжке» как созидающем энергетическом, силовом напряжении Мандельштам писал в «Путешествии в Армению»:

силовое натяжение, бушующее вокруг листа, преобразует его сначала в фигуру о пяти сегментах. Линии пещерного наконечника получают дуговую растяжку.

Если жизнь – усилие, то остановка усилия есть остановка творческого движения жизни, превращение в инертную материю, смерть. Жизнь и смерть всегда рядом и ходят под руку. Все мироздание в этом постоянном переходе от жизни к смерти и обратно, в постоянных метаморфозах. Чудесно засыпаниеумирание гусеницы и превращение ее «куколки» в бабочку. Этому диалектическому чуду преображения посвящено третье стихотворение «Восьмистиший».

Все в этом стихотворении – на контрасте жизни и смерти, на переходах между ними. Бабочка – жизняночка и умиранка, она выпархивает из куколки‐савана в мир жизни, она – сия! И она же мусульманка‐шахидка, ее жизнь бесстрашно мимолетна.

…живое существо есть главным образом промежуточный пункт и самое существенное в жизни заключается в уносящем ее движении».

…смерть индивидов отнюдь не кажется уменьшением «жизни вообще», или необходимостью, которой жизнь нехотя подчиняется. <���…> Дело обстоит так, как будто смерть была желанной или, вполне допустимой в виду наибольшего прогресса жизни в целом 380.

Жизнь бабочки – метафора жизни вообще: ее крылья – флагом развернутый саван.

И метаморфоза гусеница‐кокон‐бабочка – распространенная метафора еврейства. Моше Гесс в книге «Рим и Иерусалим» пишет: «что сталось бы с иудаизмом и евреями, если бы они… не оплели себя, словно гусеница, талмудической эрудицией, чтобы после завершения своего духовного возрождения устремиться вольной бабочкой…»; Михаил Гершензон сравнивает уход народа в Рассеяние с «превращением неподвижной куколки в бабочку» 382. Учитывая метаморфозы еврейского народа, сравнение напрашивается (сколько уж было изгнаний и возвращений). Бабочек почитали в Египте, и возможно, что культура мумификации возникла из надежд воссоздать природную метаморфозу куколки в бабочку. Греки считали их душами. Бабочка также и символ Христа, в католичестве есть традиция изображений бабочки на руке божественного Младенца. Мандельштам вполне мог относить эту метафору и к самому себе. В «Восьмистишиях» он называет ее «мусульманкой». Филолог С.Я. Сендерович считает, что здесь

« мусульманка – это мотив семитического смыслового поля, в котором оно смежно теме еврейства и иудаизма; это, более того, метафора для еврейства и иудаизма, если представить их, находящихся в вечном процессе трансформации, поскольку их черты проступают в дочерних религиях, христианстве и исламе» 383.

«Видения Иудеи» в обращениях Мандельштама к образам мусульманского Востока отмечает и Д. Фролов: «Мусульманский Восток <���…>оказывается парой, двойником Востока иудейского, древней родины или прародины поэта». Отмечая, что «этот родной Восток – чужой тому миру, в котором живет поэт», Фролов выделяет еще один важный момент в «восточных» образах Мандельштама: «Восток оказывается символом преданности своим корням» 384.

Кстати, Сендерович полагает, что и образ «ткани» заимствован Мандельштамом у Розанова, поскольку у русского мыслителя он возникает именно в еврейском контексте («мотив ткани относится к числу ключевых в розановской феноменологии еврейства»):

Они (евреи – Н.В .) не имеют наших «наук», не захотели «искусств», явно отвращаются от «государственности»: они суть ткачи самой жизни, суть таинственные жизнетворцы… Религия ритуала и «очищения» есть именно религия жизненной ткани, снований станка… 385

Это действительно сопрягается с важными у Мандельштама образами «веретена», «пряжи» и «ткани», а Розанов выделял у евреев жизнетворчество и считал их «душой человечества»:

Иудей есть желток того пасхального яичка, скорлупу и белок которого составляет эллинизм; скорлупу раскрашенную, литературную, с надписями «Христос воскресе», с изображениями, живописью, искусствами. Мало ли что на скорлупе можно написать: целую эллинскую цивилизацию. Но скорлупа со всеми надписями хрупка, а белок мало питателен и растителен. Важнее всего внутри скрытый желток и в нем зародышевое пятнышко; это и есть жид с его таинственным обрезанием; вечный, неугасимый! <���…> Еврей – душа человечества, его энтелехия 386.