Кто еще, кроме Бродского, был в то время в Анн-Арборе?
Лосев. С ним мы вместе работали в «Ардисе». Он был на курс старше меня по аспирантуре. Еще был Игорь Ефимов, но с ним у меня отношения не заладились, а потом он и с Проффером поссорился. Помню, приезжал Лев Копелев, который жил в Германии. Иногда наведывались какие-то советские писатели. Окуджава, например, сказал, что мои стихи плохие (сказал, правда, не мне), но зато подарил мне книжку… Само издательство «Ардис», конечно, притягивало, но между нами особого общения не было. С Ефимовым я отношений не поддерживал, с Лосевым мы виделись изредка. Собственно, с ним всю жизнь так и продолжалось.
В Мичигане у меня появился свой круг, аспирантский. Там преподавал Ирвинг Тайтуник, очень симпатичный человек, специалист по XVIII веку. В «Голубой лагуне» Кузьминского есть поэт по имени Тит Одинцов – это он [106]. И под его эгидой, в каком-нибудь ресторане или у него дома, мы собирались читать стихи. Это был круг людей, пишущих по-английски (по-моему, кроме меня, по-русски никто в этой компании и не писал).
Ваша книга «Эдем» посвящена Профферу. Расскажите о нем и его издательстве.
Как раз сейчас у Проффера был бы юбилей, и в сентябре меня пригласили в Мичиган на посвященную ему конференцию [107]. Замечательный был человек. Формально редактором издательства была его жена Эллендея. Карл был здоровенный, играл в баскетбол. Рассказывал, как однажды он поехал на соревнования в какой-то колледж, но заболел и не мог участвовать. Отлеживаясь в номере гостиницы, он стал читать Достоевского, и с тех пор вся его жизнь перевернулась. Сначала он издавал журнал «Russian Literature Triquarterly», из которого потом выросло издательство. Когда я приехал в Мичиган, никого не зная, Профферы поселили меня в своем огромном доме, где я прожил неделю на антресолях. Там же, прямо в подвале, находилось издательство, где я стал работать. Вычитывал рукописи, что-то набирал. У меня остались очень теплые воспоминания о тех временах. Для меня было страшным ударом, когда Карл умер. Об этом я узнал от Бахыта [Кенжеева], который тогда, в 1984 году, как раз прилетел в Монреаль, а я уже работал в в Дикинсон-колледже.
Чьими рукописями вы занимались в «Ардисе»? Какие книги набирали?
Рукописи тогда отправляли мешками. Я работал со стихами Кублановского, набирал «Пушкинский дом» Битова, «Сандро из Чегема» Искандера. Возможно, какие-то вещи Довлатова [108]. В основном в «Ардисе» печатались книги на русском (не считая журнала, который выходил по-английски). По-английски, правда, там вышла «Школа для дураков» Саши Соколова, которую сам Проффер перевел.
А о чем вы писали диссертацию?
О языке Платонова.
Насколько трудно было потом, после аспирантуры, найти преподавательскую работу?
Дорога была как бы открыта, но с академией у меня не получилось. К тому времени я женился. Бывшая профессорша моей жены, чудовищная дура, взяла нас обоих на работу в Дикинсон-колледже на одну зарплату, рассчитывая, что мы там будем рабами. Работать с этой дамой было совершенно невозможно. (Уже потом я узнал, что она всех выгоняла, не желая иметь себе соперников.) Поэтому из Дикинсона я ушел, поняв, что tenure [109]мне там не дадут. Зашел на «Голос Америки», где у меня были друзья, сдал экзамен, и меня взяли работать на радио. После чего мы переехали в Вашингтон. На «Голосе» я отработал лет пять.
В чем заключалась ваша работа на «Голосе Америки»?
Чтобы минимально контактировать с начальством, я просто вел передачу новостей, в основном ночью. Иногда что-то переводил, говорил об американских поэтах. Вне штата работал там и Лосев – писал мини-эссе. Потом такие же эссе он, кажется, писал и для «Свободы».
Книга «Атлантический дневник» – результат вашей работы на радио?
Да, так называлась моя передача на «Свободе», куда я потом перешел [110]. Это материалы, которые шли в эфир – часть, конечно. Я их немного подчистил. То есть после Вашингтона, начиная с 90-го года, я работал на радио «Свобода» в Мюнхене. А потом, в 95-м, переехал в Прагу [111]. И теперь вот четвертый год живу в Нью-Йорке.
Что для вас Нью-Йорк по отношению к остальной Америке?
Остальная Америка более гомогенна. Общее место, что Нью-Йорк – это котел. Особенно Квинс. В моем доме живут представители, наверное, всех народов. Наверное, есть и другие такие города. Я думаю, что Лондон отчасти такой город. Если здесь, особенно в Квинсе, садишься в метро, то видишь такой спектр людей, какого, наверное, не увидишь больше нигде на земле. И все при этом спокойно сидят рядом друг с другом, иногда заговаривают. Я помню смешную сцену, кажется, где-то в Манхэттене, когда какой-то пьяный мужик, здоровенный негр, почему-то расхулиганился. Метро остановилось и дальше не идет. Трое амбалов-полицейских ходят вокруг него и боятся наложить руки – как бы к суду не привлекли. Этот танец продолжался довольно долго. А я тем временем разговаривал с соседом. Мы иронически обменивались замечаниями. Сосед мой был какой-то имам, в робе, в камилавке.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу