Мария Степанова - Против нелюбви

При желании «Орлов» можно ведь читать и как реверс первой строфы пушкинского «Пора, мой друг…», где летят за днями дни (за эскадрильей эскадрилья), и каждый час уносит частицу-крупицу бытия. «Орлы» как бы перезапускают механизм стихотворения, начинают обратный отсчет: утраченные частицы можно возместить, вернуть, принести, движение к смерти – прервать или хотя бы приостановить. Предположением жить заканчивается последнее стихотворение Григория Дашевского, оно же – его совсем уже последняя книга.

Дальше будет большой отрывок из письма, сохранившегося в архиве Г.Д., где он говорит о стихах; строго говоря, задача моего текста – этот важный фрагмент воспроизвести.

… У стихов есть устройство, не совпадающее со словами, со словесной тканью. Это тривиально во всей традиционной (то есть доромантической и домодернистской) поэтике – но для меня, с молоком Валери и Мандельштама впитавшего, что стихи состоят из незаменимых и непересказуемых слов, это было настоящее откровение и скандал.

То есть что видеть стих<���отворен>ие состоящим из слов и их переводить – все равно что имитировать телефон, не понимая его схемы, как Хоттабыч, делать его из сплошного мрамора.

Но что такое устройство? Что такое схема? Не «идеи», не «смысл», а примерно вот что — серия (поскольку стих<���отворен>ие развертывается линейно) или констелляция (поскольку оно дано целиком) своего рода точек – элементарных единиц, каждая из которых сравнительно автономна.

Самое важное: эти элементы могут быть сущностями разного рода и порядка – то есть это не должны быть единицы одного – пусть глубокого – уровня: первоинтонации, или первобуквы, или первосмыслы или не знаю что. А вот как на картинах Клее – приравнены (причем именно в качестве элементов) стрелки, лица, рыбы, флажки, буквы, треугольники и пр. В данной системе они все равно элементарны.

Соответственно, в стих<���отворен>ии это может быть интонация – картинка – архаичность или жаргонность или еще как-тость какого-то слова – что угодно может быть сутью данного места, центром данной точки. Последовательность этих точек задана оригиналом (или идеей стихотворения) и вот она уникальна.

Каждая точка в некотором смысле похожа на ситуацию в реальной жизни – входя в дом можно поздороваться десятью способами – главное, знать, что это момент для приветствия. Так и здесь: надо знать, что это за точка и тогда можно выбрать сто вариантов слов . Как естественнее сказать в этот момент (в этот момент стих<���отворен>ия). Как каждый мог бы сказать на этом месте (= советское понимание подвига, скромного героя). Вопрос только в том, чтобы увидеть это место.

<���…>

Слова естественны – но в принципе заменимы (в пастернаковском смысле «случайны») – в рамках заданной этим пунктом ситуации.

То есть стих<���отворен>ие из ««лучших слов в лучшем порядке» превращается в «естественные фразы в неестественном порядке». Но порядке по-своему истинном – п.ч. есть вера автору (которого переводишь), или себе (если собств<���енное> стих<���отворен>ие), что данный порядок точек не случаен. Если бы точка с точкой сцеплялись только словесно, то при замене слов серия бы распадалась.

Отсюда самое для меня важное: обнуление после каждого фрагмента, думать только о данной точке, а потом только о следующей — и не думать о целом – оно само о себе позаботится».

Внимательному читателю Дашевского легко оказаться тем параноиком, что впивается в печатный текст, чтобы извлечь оттуда послание, адресованное ему лично. Все, написанное им, теперь читается мною с жадностью, как обращенное именно ко мне, персонально и прямо. Я слишком хорошо понимаю, что его про меня относится к любому я, к любым глазам, остановившимся на его буквах – и что сказать «немногое правильное, которое уже есть у каждого и которое поэтому можно не придумывать и не искать», что служило бы отзывом на все пароли сразу, входило в задачи, которые он перед собой поставил и выполнил. Это не отменяет, а скорее усугубляет настоятельность послания и необходимость частных выводов.

Как в любой большой художественной практике, все, написанное Дашевским, составляет единство, каждая из частей которого описывает и отчасти объясняет все остальные. Заметки о собственных стихах и их устройстве, датированные 1998 годом, продолжают быть рабочими/ работающими в системе, заданной текстами 2010-12 годов, – меняются разве что точки отталкивания.