Ольга Хорошилова - Мода и гении

Девочка из богом забытой белорусской провинции, из деревни Осетище, сначала оказалась в Смоленске, убедив преподавателей Государственных свободных мастерских в своем ярком таланте. Потом она столь же легко перепорхнула в Варшаву, став студенткой Академии художеств и удачно выйдя замуж за польского барчука Грабовского. С ним на деньги его небедной семьи переехала в Париж, легко рассталась с супругом, потеряла средства к существованию и вынуждена была устроиться служанкой в пансион. Но, к счастью, легко нашла нового супруга — Жоржа Бокье, чиновника с тонким художественным чутьем. Вместе они посещали академию Фернана Леже, тогда уже весьма известного живописца.

Надя неплохо писала, отлично рисовала и, конечно, делала длинный глаз мэтру. Леже не смог устоять перед чарами русско-польской панночки. Когда началась Вторая мировая и Бокье призвали в армию, мэтр настойчиво звал ее уехать с ним в Америку. Надя не сдалась — Леже уехал один. Неутомимая мадам Бокье присоединилась к Сопротивлению. Как говорила потом, печатала листовки, собирала деньги и довольствие партизанам, жила по фальшивым документам и боялась ареста. Однажды, заметив гестаповского шпика, шмыгнула в какую-то парикмахерскую. Но шпик упорно стоял у витрины, дожидался, когда Надя выйдет. Что делать? Она просит мастера срезать ей косу и немедленно сделать платиновой блондинкой. Она покинула салон неузнанной. В общем, осторожничала, хитрила — и выжила. После ухода нацистов из Франции вступила в Союз советских патриотов (в коммунистическую партию вступила еще в конце тридцатых), собирала деньги для советских военнопленных, устраивая аукционы, на которых уходили с молотка картины авангардистов, ее друзей.

«Красная Надя» была одним из главных пропагандистов советского искусства во Франции и французского авангарда в СССР. Коммунистическая партия наградила ее орденом Трудового Красного Знамени, а судьба подарила ей несколько счастливых лет с Фернаном Леже, чьей законной супругой она стала незадолго до его кончины. И после открыла первоклассный музей его имени в городе Бьот.

Она воспитывала вкусы советской публики. Привозила в Россию выставки супруга и других французских авангардистов. Благодаря ей в шестидесятые — семидесятые годы в Союзе лучше узнали Парижскую школу живописи. Неплохой мозаичист, она создала масштабные портреты известных деятелей XX века и подарила их Советскому Союзу (их можно увидеть в городе Дубна под Москвой).

«Красная Надя» развивала чувство стиля у первых лиц советского государства. Она помогала составлять гардероб Екатерине Фурцевой, министру культуры, с которой дружила. Привозила ей подарки, вещи, парфюм и, как говорят, учила основам этикета. Ирина Антонова, бывшая директор ГМИИ им. Пушкина, рассказывала о необычной пиар-стратегии Нади: каждый день та появлялась на парижских выставках в разных норковых шубках (Леже обожала мех). Ее, конечно, замечали, переменам ее гардероба завидовали, публика понимала: раз у нее много шубок, значит, богата, значит, ее картины хорошо продаются и растут в цене. Так Леже смехом и мехом поднимала цены на свои работы.

И еще «красная Надя» была заядлой модницей, водила знакомство со многими французскими кутюрье. Со своим близким другом Пьером Карденом придумывала проекты брошей, навеянных русским кубофутуризмом и рубленой урбанистикой Леже. У нее с Плисецкой было много общего, они должны были подружиться. К тому же балерине было спокойнее под опекой проверенных дам, Триоле и Леже, ее не слишком донимали советские партработники.

В 1965 году Плисецкая с супругом, кажется впервые, приехала во Францию просто так, вне гастрольного графика, по дружескому приглашению «красной Нади», отправившей письмо-запрос на адрес Министерства культуры СССР лично товарищу Фурцевой. Екатерина Алексеевна возражать не стала — Леже была проверенной коммунисткой и личным стилистом. Плисецкую и Щедрина выпустили во Францию на целых 30 дней. Они провели их с большой пользой: много ездили по Парижу и окрестностям, исколесили юг Франции, завернули в Сен-Поль-де-Ванс к Марку Шагалу. Художник как раз работал над проектом фресок для Метрополитен-оперы, попросил балерину позировать, что Плисецкая с удовольствием сделала. И потом, конечно не без труда, узнала себя среди стаек круглобедрых балерин высоко на потолке в Метрополитен-опере.

Плисецкая виделась с Леже в каждый свой приезд в Париж и никогда не уходила с пустыми руками. В 1966 году Надя подарила ей черную каракулевую шубу, эффектную, длинную, с какими-то невероятными прошивками из кожи. Таких в Москве никто не носил. Майя Михайловна говорила, что выглядела в ней «настоящим Христофором Колумбом». Действительно, в советской моде она стала первооткрывателем стиля «макси», который лишь начинал зарождаться в Париже, но о котором ничего еще не слышали в СССР.