Елена Полякова - Николай Рерих

Жители окрестных селений боязливо относятся к могилам. Изварские крестьяне рассказывают, что «на сопке» у речки Хмелевки нашли кусок дерева, докопались было до каменной плиты, но тут в раскоп хлынула вода, пришлось все бросить. Шепотом рассказывают о заговоренных кладах, об огоньках, что теплятся ночью на курганах, о золоте, проблескивающем на дне озера. Но в кладах, найденных мальчиком Рерихом, нет золота — есть шиферные пряслица, глиняные детские игрушки, бусины, обломки стеклянных браслетов, височные кольца первобытных щеголих и черепки, черепки. Они собираются в коллекции.

Домашние не препятствуют, знают — если Николай увлекся чем-нибудь, он не охладеет к этому увлечению, не бросит его на полдороге, сумеет совместить гимназическую программу, охоту, чтение, археологию. Дома спокойны, когда Николай в полотняной куртке, в удобной обуви надолго исчезает из гостиной с «малыми голландцами» и загадочной снежной вершиной. Ищет курганы. Ищет «жальники» — могилы, обложенные камнями. Ищет остатки древних жилищ на высоких берегах при слиянии речек. Читает об открытиях свайных поселений в Швейцарии, о том, как увидел Остин Генри Лэйярд лица крылатых быков, охранявших дворцы Ассирии. Русские же ученые неутомимо исследуют керченские погребения, землю киевскую, землю новгородскую. Капитальная «Археология России» Уварова, книги Спицына, Путятина о работе археологов и их больших открытиях, наверное, лежат у Рериха-младшего на столе, рядом с учебниками. Во всяком случае, маститый профессор Спицын охотно дает ему советы в любимом «многотрудном деле». Он сам — не кабинетный ученый, но истый археолог поля, он знает, как важны удобные лопаты, хороший грохот — большое решето для просеивания земли.

Гимназист Рерих — достойный ученик Спицына. Он сочетает увлеченность со скрупулезной точностью, любит определять расстояния, местоположение, подробно описывать находки. Во всех дорогах его сопровождает бумага с грифом: «Министерство императорского двора». Пониже более мелким шрифтом обозначено: «Императорская археологическая комиссия», затем идеальным, безликим писарским почерком проставлена дата, «исходящий» номер и удостоверено, что, г-ну Н. Рериху дается разрешение на раскопки в Петергофском, или Царскосельском, или Старорусском уезде, с тем, чтобы оный Рерих впоследствии доставил в Общество дневник или отчет о раскопках.

Гимназист, потом студент будет составлять отчеты, аккуратно разграфлять записную книжку на три части: слева проставляет точное название места, его положение, в центре описывает объект: «Царскосельский уезд. Сосновская волость. Деревня Черная. Между деревнями Серная и Сосницы, при впадении лесного ручья в реку Изварку, расположено на холме высотою до пяти сажен городище треугольной формы: две стороны длиною 35 сажен пользуются водною защитой, третья укреплена валом, на котором раскопкою обнаружены следы сгоревшего деревянного сооружения на площади городища, теперь густо поросшей березняком. Найдены очаги, сложенные из булыжников, теперь содержащие много золы. Въезд на городище в средней части, со стороны защитного вала».

Кончатся годы гимназические, кончатся годы студенческие, но член Русского археологического общества все так же будет искать могильники и городища, благоговейно склоняться над серой землей, в которой сохранился след костра и осколки кувшинов. «Ощущение древнего мира» или совсем не приходит к человеку, или приходит на всю жизнь. Так, как пришло оно на всю жизнь к Николаю Рериху.

Еще одно занятие возникло сначала на равных с чтением, с раскопками, сопутствовало раскопкам, потому что непременно нужно было зарисовывать курганы и найденные в них предметы. Карандаш сопровождает археолога, несколько точных штрихов передают вид кургана, продольный разрез его, положение скелета, форму бусины, узор орнамента.

К тому же и писатель Рерих видит природу не только так, как видят ее обычно писатели. «Вот едешь мимо просеки. Вначале все выделяется сильно и ясно, но чем дальше, тем планы все бледнее» — это уже не столько писательская зарисовка, сколько переведенный в слова живописный этюд: перспектива, планы просеки, уходящей вдаль. А «странный рисунок перекрестившихся веток, пеньков и стволов» — это и впрямь графика, карандашный рисунок, линии-изгибы тонких ветвей.

Причем юноша видит землю, небо, снега не совсем так, как видят их другие. Тени для него синее, стволы деревьев — живее, причудливей, чем для отца или братьев. Еще в 1883 году отец пишет своим великолепным почерком письмо-наставление девятилетнему сыну: