Елена Полякова - Николай Рерих

Город, так встречающий, так почитающий художника, прежде всего — город дела и дельцов. Дельцов газетных, делающих рекламу и деньги на всем, в том числе — на имени Рериха. Дельцов, делающих деньги на картинах, на помещениях для выставок, на процессе «Рерих — Хорш».

Рерих обеспечил своими картинами деньги Хорша, вложенные им в создание Музея Рериха. И пока художник пропадал без вести в дебрях Центральной Азии, писал Майтрейю, искал Блистающую Шамбалу, трезвый американец захватил акции, и законы Соединенных Штатов оказались на его стороне. Многие картины из собственности художника перешли в собственность Хорша.

Рерих собирал свои картины в музее. Хорш продавал его картины, назначал цены, рядился, сходился или не сходился в цене с покупателями — вел себя как истый делец. После этого художник не заказывал билеты на пароход, идущий из Старого Света в Новый Свет. Не смотрел на встающие вдали небоскребы — серые утесы с плоскими вершинами. Не давал интервью нью-йоркским репортерам, не входил в свой музей. После 1934 года он не был больше в Америке. Теперь Гуга Чохан видит возвращение Рериха лишь с восточных путей.

В 1934–1935 годах он организует вместе с Юрием Николаевичем новую большую научную экспедицию. Морской путь через Филиппины и Японию ведет в Китай.

Прекрасны дворцы и музеи Пекина. Но уводит путь дальше — в Северный Китай, во Внутреннюю Монголию, в Маньчжурию. Великая Стена взмахивает на горы, спускается в долины. Кажется — вот-вот зажгутся на ее башнях огни, возвещающие о победе над племенами кочевников. Но пусты башни, не перекликаются караульные на Стене — рядом с ней идет железная дорога, соединяющая Пекин с Ордосом, где так богаты археологические находки, с Харбином, где так много русских эмигрантов.

Сюда хлынули сибирские белогвардейцы, золотопромышленники Забайкалья, иркутские чиновники, владивостокские морские офицеры.

Беженцы из Крыма, врангелевские войска плыли на перегруженных пароходах к стамбульской бухте Золотой Рог, там нищенствовали, грузили тюки в порту, открывали рестораны с блинами и цыганскими хорами. Беженцы из Сибири покидали на перегруженных пароходах владивостокскую бухту Золотой Рог, плыли в Японию, в Китай, там нищенствовали, грузили тюки в порту, открывали рестораны с блинами и цыганскими хорами.

Харбин — столица русской эмиграции на Востоке. Здесь пьют чай из самоваров, служат в русских издательствах, фирмах, плачут на концертах Шаляпина и Вертинского.

Азиатская провинция, тоска, ненавистный Рериху «отпечаток эмигрантщины» здесь еще сильней, чем в Европе.

Рериха, конечно, приглашают на собрания разных землячеств, у него просят деньги (иногда — фантастические суммы) на организацию обществ борьбы с Советским Союзом, на издания, на благотворительность. Когда художник отказывает, бесцеремонно и разнообразно (вернее, однообразно) обвиняют его то в стяжательстве, то в скупости, то в гордыне, то в самовозвеличении, то в симпатиях к Советскому Союзу: «В Харбине русские фашисты (какие отбросы!) с угрозами вымогали деньги» — очерк об этих встречах, о нападках, о тайных предложениях и угрозах Рерих озаглавил «Призраки».

Призраками были дельцы и авантюристы, бывшие генералы, духовенство — напуганное еретическими взглядами Рериха и его предпочтением буддийской философии, оно усиленно распускало слухи о переходе Рериха (и всей его семьи) в «буддийскую веру».

Этому верили — перешел ведь в католичество, поселился в Риме, достиг высоких степеней многомудрый Вячеслав Иванов. Тем более верили, что Елена Ивановна издавала книги с изложением буддийской философии и буддийских легенд, что образ Будды так силен в творчестве Николая Константиновича, что он позировал Святославу в старинном костюме с широкими рукавами, скрестив руки на груди, — Махатма, Гуру, изрекающий:

«Самые прекрасные розы Востока и Запада одинаково благоухают…»

«Именно делите мир не по северу и по югу, не по западу и востоку, но всюду различайте старый мир от нового…»

«Во имя красоты знания, во имя культуры стерлась стена между Западом и Востоком…»

Николай Константинович и Юрий Николаевич любят старинные одежды, войлочную обувь — собирают их, фотографируются в них, укрепляя тем слухи о «переходе в буддизм».

Эти экзотические фотографии запоминаются больше, чем те фотографии, на которых путешественники в обыкновенных ушанках, в высоких сапогах, в плотных куртках отдыхают на горном привале, склоняются над камнями, над растениями — собирают образцы для Института гималайских исследований.