Дэвид Гребер - Бредовая работа [Трактат о распространении бессмысленного труда] [litres]

Наконец, как я подчеркнул, существует уровень сознательной государственной политики. Когда советский чиновник издает плановый документ, а американский политик призывает к созданию рабочих мест, они могут не в полной мере осознавать возможные последствия своих действий. Однако когда ситуация уже возникла, даже если это непреднамеренный побочный эффект, политики наверняка будут оценивать ее политические последствия, принимая решение, нужно ли что-то делать и если да, то что именно.

Означает ли это, что члены политического класса могут действительно вступить в сговор с целью сохранения бесполезных рабочих мест? Если это утверждение покажется слишком смелым и даже смахивает на теорию заговора, то взгляните на следующую цитату из интервью Барака Обамы, в тот момент президента США, где он рассказывает, почему выступил против предпочтений избирателей и настоял на сохранении частной коммерческой системы здравоохранения в Америке:

«Я не мыслю и никогда не мыслил идеологически, – заявил Обама, продолжая тему здравоохранения. – Все, кто поддерживают полностью государственное финансирование здравоохранения, заявляют: „Посмотрите, сколько денег мы бы сэкономили на страховании и оформлении документов“. Речь идет о миллионе, или двух, или трех миллионах рабочих мест, [занятых] людьми, которые работают в Blue Cross Blue Shield или Kaiser и в других местах. Что мы будем с ними делать? Куда мы их устроим?» [131] Sirota D. Mr. Obama Goes to Washington // Nation. 2006. June 26.

Я призываю читателя подумать над этим отрывком, потому что его можно считать неопровержимой уликой. О чем здесь говорит президент? Он признает, что миллионы рабочих мест в компаниях медицинского страхования вроде Blue Cross или Kaiser не нужны. Он даже признает, что государственная (socialized) система здравоохранения будет более эффективной, чем существующая рыночная система, поскольку она позволит сократить число лишних документов и дублирование работы десятками частных фирм-конкурентов. Однако Обама также говорит, что именно по этой причине такой вариант нежелателен. Он настаивает, что существующую рыночную систему здравоохранения необходимо сохранить как раз из-за ее неэффективности. Потому что лучше сохранить миллионы, по сути, бесполезных офисных рабочих мест, чем пораскинуть мозгами и найти, чем еще занять канцелярских крыс [132] Конечно, кто-то может сказать, что Обама здесь лицемерил и преуменьшал политическую силу частного сектора здравоохранения таким же образом, как политики оправдывают спасение банков за государственный счет, утверждая, что это делается в интересах миллионов мелких банковских служащих, которые в противном случае могли быть уволены (понятно, что когда безработица угрожает, скажем, работникам транспорта или текстильной промышленности, то они не проявляют такой обеспокоенности). Но показателен сам факт того, что Обама использовал этот аргумент. .

Получается, что самый могущественный на тот момент в мире человек публично рассуждает о своем главном законе и настаивает, что он был принят в такой форме главным образом для того, чтобы сохранить бредовую работу [133] Мне больше нечего сказать тем, кто считает меня параноиком, помешанным на теории заговора, из-за моего предположения, что правительство сознательно участвует в создании и поддержании бредовой работы. Если только вы не думаете, что Обама врал о своих настоящих мотивах (в таком случае кто из нас на самом деле помешан на теории заговора?), то мы должны допустить: те, кто управляют нами, на самом деле знают, что «рыночные решения» снижают эффективность – в частности, создают бредовую работу. И по меньшей мере в некоторых случаях они одобряют такие решения по этой самой причине. .

Никого не должно удивлять, что политическая культура, где главное – «создание рабочих мест», может порождать такие явления (хотя по некоторым причинам это как раз-таки всех удивляет). Однако само по себе это не объясняет экономических и социальных процессов, из-за которых такие рабочие места вообще появляются. В оставшейся части главы мы рассмотрим эти процессы, а затем кратко вернемся к вопросу о роли государства.

Прежде чем проследить, что же на самом деле произошло, необходимо разделаться с некоторыми очень распространенными, но безосновательными объяснениями роста явно бессмысленной занятости, которые часто предлагают горячие поклонники рынка. Такие аргументы приходится слышать довольно часто, поскольку либертарианцы, «анархо-капиталисты», любители Айн Рэнд или Фридриха Хайека и подобные им очень часто встречаются на популярных экономических форумах, а они привержены предпосылке, что рыночная экономика по определению не может создавать бесполезные рабочие места [134] Замечу вскользь, что то же самое верно и применительно ко многим ортодоксальным марксистам. Они утверждают, что поскольку, согласно определению Маркса, весь труд в рамках капиталистического способа производства должен либо производить прибавочную стоимость, либо помогать в воспроизводстве аппарата создания стоимости, то бесполезной работы не может существовать – это только иллюзия, основанная на ложном обыденном понимании общественной ценности у работника. На самом деле это вопрос веры – точно так же, как и убежденность либертарианцев в том, что рынок не может нести ответственность за общественные проблемы. Можно спорить, действительно ли Маркс придерживался такой позиции, но даже это на самом деле будет чисто теологической дискуссией. Ее итог в конечном счете будет зависеть от того, согласны ли вы с постулатом о том, что капитализм – это тотальная система, то есть что в рамках капиталистической системы общественная ценность определяется исключительно рыночной системой. Подробнее этот вопрос будет обсуждаться в следующей главе. . Так что нам тоже стоит эти аргументы рассмотреть [135] Это профилактическая мера. Я понимаю, что автору, который пытается предупредить очевидные возражения, это почти никогда не удается; критики, как правило, делают вид, будто их возражения автору не приходили в голову, и игнорируют любые контраргументы, которые заранее были высказаны. Но я решил, что стоит попытаться. .