Андрей Тропилло - Короткие истории об интересных случаях из жизни Андрея Тропилло рассказанные им самим

Кураторы КГБ были не только у Рок-клуба, там их было аж трое. В отделе народного образования тоже был куратор, и однажды он пришёл ко мне в студию. Он предостерегал меня от антисоветской деятельности. Объяснял, что такое антисоветчина:

— Если вы что-то размножили в количестве более семи штук, это уже тираж. Если меньше — нет. Но если вы написали антисоветский текст и положили его в стол в одном экземпляре — это криминал. В механической записи ответственность возлагается на того, кто пел.

Вот такой был парадокс. Копировать аудио продукцию без цели наживы было можно в любых количествах, а тот же незалитованый текст на бумаге нельзя. Так они и проморгали нас. Либо потворствовали нам, поди сейчас разбери.

С Андреем Макаревичем я познакомился в Ленинграде в середине семидесятых на сейшне в ДК вагоноремонтного завода «имени 25-летия Октября». Это был трехдневный подпольный рок-фестиваль. «Макара» привез в Ленинград Гребенщиков. В тот день выступало много групп, народ бродил туда-сюда, не очень внимательно слушая музыкантов. Как обычно на таких мероприятиях кто-то курил в туалете косяк, кто-то пил вино, кто-то читал самиздатовские рок-журналы. Но когда на сцену вышел кудрявый парень на высоких ботинках все изменилось.

Андрей Макаревич

«Словно проклятый гонец, хожу…», — негромко начал Андрей, а дальше выдал один за другим десять хитов, закончив балаганом с марионетками. На второй или третьей песне зал настороженно затих, потом люди встали со своих мест и двинулись к сцене. Это было совсем не похоже на песни других групп, Макаревич говорил с публикой понятным языком, без заумностей и ненужного пафоса. Простота в купе с энергией покоряла. Из коридоров и туалета быстрой рысцой бежали остальные, боясь пропустить что-то стоящее. Мой отец, которому тогда было 65 лет, был потрясен. Я провел его на сейшн тайком, папа очень хотел посмотреть, что в таких местах происходит. Он знал, что я занимаюсь рок-группами, звукозаписью и игрой на гитаре.

Отец не ожидал такого качества текстов, глубины их содержания, а главное — обалдел от нашей свободы. Мы открыто говорили о наболевшем, вели себя вызывающе, цитировали «запрещенных» писателей. На следующий день он сказал: «Андрей, я был уверен, что после окончания концерта откроются двери, на улице будут стоять «воронки», и нас всех аккуратно туда погрузят!». Он когда-то был политическим заключенным, и по-своему воспринимал жизнь. Но никого тогда не повязали, а я приобрел в глазах отца определенный авторитет. Ведь все, что происходило с нами в ДК, для него было вопиюще, безрассудно смелым.

«Машина времени» стоила дорого: 400–500 рублей за концерт, тогда как зарплата рядового инженера составляла 130 рублей в месяц. Я организовал не один подпольный сейшн «Машины времени» в Ленинграде и занимался ими пять лет. Макаревич всегда получал деньги за выступление сам, хотя формально директором группы тогда был Ованес Мелик-Пашаев. Но Андрей четко соблюдал личные интересы, и это ему позволялось. Ведь именно на «Машину» тогда ходила публика, Андрей магнетически держал зал и был очень популярным, питерцы не дотягивали до уровня москвичей, и без песен Макаревича они никому не были нужны. Я приносил гонорар Макару перед началом, а когда сейшн заканчивался, он выдавал деньги ребятам в гримуборной. Считал, кому сколько, по своему усмотрению. Приглашенные музыканты получали меньше, чем те, кто работал в постоянном составе, но против установленных тарифов не возражали. Мне тоже доставался неплохой куш: после того концерта в ДК вагоностроителей, Андрей сам позвал меня в свои подпольные менеджеры.