Янина Маркулан - Киномелодрама. Фильм ужасов

Престиж подгонял, диктовал образцы не только предметов потребления, но и всего стиля жизни, нормы морали, психические состояния, общественные догмы, симпатии и антипатии, снобизм и моды. Модно было быть таинственным и страдающим, умирать от любви, ревности, роковых страстей, о чем свидетельствовали сенсационные судебные процессы тех лет, увлекаться декадансом, говорить о бренности бытия и всепожирающем Молохе. И все это сочеталось с железной деловой хваткой, практицизмом, рациональным подходом к деланию денег. Такая атмосфера создавала необыкновенно благоприятные условия для процветания кича, который постепенно потерял свой узкий терминологический смысл и стал стилем, мировоззрением, знаком социальной принадлежности. Для богатых были дорогие кабаре, первые авто, для бедных — почтовые открытки, фотографии на фоне задников — замков, музыкальная шкатулка с изображением богоматери и младенца, играющая мелодию из «Риголетто» («Сердце красавицы склонно к измене…») [4] Этот великолепный образец кича приведен в фильме Ю. Ильенко «Белая птица с черной отметиной». . А еще для тех и других появилось кино. Поначалу это был только ярмарочный аттракцион — увеселение «для прислуги», но вскоре «синема» объединила все сословия: для одних была дешевая киношка, разместившаяся в бараках на окраине, для других — роскошные кинотеатры в позолоте и бархате. Но и там и там шли те же разрывающие душу мелодрамы, и там и там невозмутимые джентльмены демонстрировали свою отчаянную храбрость и непобедимость, а экранные дивы — последний крик парижской моды, великосветские страсти.

Трудно сказать, кто кому больше обязан: кич кинематографу или кинематограф кичу. Во всяком случае, они долго шли в паре, питая друг друга, почти сливаясь. Экран имел необыкновенно богатые возможности для пропаганды кича, для воспитания в зрителе не только мещанского вкуса, но и так называемого кичевого сознания — определенного типа идеологии, конформистской, потребительской, нормативной.

С тех пор прошло несколько десятков лет. Человечество пережило две мировые войны, кризисы, острейшие классовые, политические и национальные конфликты, передел мира, величайшие технические и научные открытия, побывало в космосе, спустилось на дно океана, обогатилось духовными озарениями, в стороне от которых не был и кинематограф. Казалось бы, в век такой высокой цивилизации нет места для кича, а уж тем более для кичевого сознания. Оказалось это совсем не так. 70-е годы XX века не только сами породили новые формы кича, но и ностальгию по старым его моделям.

Мода на «retro» [5] Этим словом сегодня обозначается искусство, воскрешающее прошлое не только в его старых формах, но и воссоздающее идеализированный климат, идеологию его. особенно ярко сказалась опять же в кинематографе. Экраны запестрели названиями фильмов о «прекрасном прошлом», о «трогательной» юности века. Явление «retro» не однозначно, не однородно. Для одних художников это возможность сказать правду о прошлом, поиски причин, породивших трагические следствия сегодняшнего мира. Для других — экзотический фон для смешной, чаще всего пародийной истории. Для третьих — поиски романтизированного героя. Для четвертых, наконец, способ утверждения кичевого сознания, реклама старых мод, старых канонов морали, общественных догм. Прошлое в этом случае служит утверждению настоящего.

Когда-то, еще в 1934 году, вышла книга немецкого искусствоведа Ф. Линде «Kunst oder Kitsch?» («Искусство или кич?»), в которой автор исследовал проблему как замкнуто эстетическую, приложимую в основном в сфере изобразительного искусства. Фундаментальные исследования этой же проблемы в последнее десятилетие принадлежат западногерманскому социологу Кристиану Келлеру («Всемирная власть кича»), французским писателям Луи Повелю и Жаку Бержье («Вечный человек») и, конечно же, французскому социологу и психологу Абрахаму Молю («Психология кича, искусство счастья»). Это разные работы: откровенная апологетика кича у Повеля и Бержье, примирительная позиция у Келлера и идеологически двусмысленная у Моля.

Абрахам Моль описывает пять основных признаков кича: функциональную нелогичность (штопор с изображением Наполеона, копия Нотр-Дам — пресс-папье); стремление к монструальным масштабам, к ненужной многофункциональности; отсутствие чувства меры; жажда воздействия на разные чувства одновременно («пахнущие фильмы», специальное оборудование кинозалов, вызывающее ощущения землетрясения, очки с вмонтированными транзисторами); посредственность, расчет на «массовое сознание», доступность, комфортность, то есть боязнь всего сложного, трудного (мягкий плюш, приятное переживание, легкая, ласкающая слух мелодия). Типология Моля хотя и верна, но далеко не полна. Он сбрасывает со счетов агрессивность кича, его деструктивность, угрожающую вредность. Правильно характеризуя кич как «комбинацию из функций собственничества», сравнивая его с огромным товарным предприятием — супермаркетом, автор «Психологии кича» делает в конце совершенно неверные выводы, расценивая его как неизбежное для современной цивилизации «искусство счастья». Он пишет: