Коллектив авторов - Конец моды. Одежда и костюм в эпоху глобализации

Деррида рассматривает этот парадокс в одном из важных фрагментов своей книги. Он пишет в такое время, когда еще свежи волнения перестройки, и рассуждает о предполагаемом конце революционной эпохи и отказе от «старой Европы», послужившем поводом для общекультурной эйфории. «…Господствующий дискурс, – утверждает Деррида, – зачастую принимает ту маниакальную форму ликования и заклинания, которую Фрейд приписывал так называемой триумфальной фазе работы скорби» 28 28 Деррида Ж. Призраки Маркса. Государство долга, работа скорби и новый интернационал / Пер. Б. Скуратова. М.: Logos-altera, Ecce Homo, 2006. С. 80. . За настойчивыми «заклинаниями» – «Маркс мертв, коммунизм мертв» и так далее – следует новый припев: «Да здравствует капитализм, да здравствует свободный рынок, виват экономическому и политическому либерализму!» 29 29 Там же. Однако этот переход, по мнению Деррида, отнюдь не прост, и за ним кроется нечто гораздо большее. Ведь «никогда, никогда еще в истории, горизонт того, чье продление жизни празднуется (то есть всех старых моделей капиталистического и либерального мира), не был столь мрачным, зловещим и неопределенным. И он никогда не был еще столь „историчен“ – то есть вписан в совершенно небывалый момент процесса, который все-таки не перестает подчиняться закону повторяемости» 30 30 Там же. . Поэтому «старые», прежде отброшенные законы и средства возрождаются (и возвращаются, подобно призракам) в новом обличье, но часто требуют прежней реакции и такой же оценки, как вытесненные ими понятия. Например, мир технологий, языка и массмедийной коммуникации предрек не кто иной, как сам Маркс. «Историчность» современного общества и его политика – средства, с помощью которых оно старается не только поставить под сомнение историю, чтобы утвердить ее, но и найти направление. Об этой потребности обращаться к прошлому говорит и Деррида, на что указывает неоднократное употребление им слова «долг» 31 31 Там же. С. 42–43. . История никогда еще не была так реальна, но при этом настолько лишена структуры. И именно утраты структуры мы боимся, ведь «Маркс» – это имя структуры. Так что чем больше мы стараемся найти альтернативы, провозглашая его смерть, тем явственнее мы его оплакиваем 32 32 Там же. С. 83. . Именно за счет того, что его отвергают, он, подобно призраку, преследует новый миропорядок, то есть обретший видимость формы беспорядок.

Теперь применим эти рассуждения к интересующей нас теме «призрачности» моды. Строго говоря, современная мода как исторический феномен восходит к промышленной революции, а также периоду демократизации роскоши, когда индустриализация и потребление способствовали ускорению ритма жизни. Высокая мода, по иронии судьбы, родилась в одно время с марксизмом – достаточно беглого взгляда на отдельные даты. «Манифест Коммунистической партии» Маркса и Энгельса был опубликован в 1848 году, работа «К критике политической экономики» – в 1859 году, а первый том «Капитала» вышел в 1867 году. Тем временем в 1858 году Чарльз Фредерик Ворт открыл свой Дом моды на Рю де ла Пэ (неподалеку от еще одного памятника архитектуры необарокко – здания Парижской оперы, или Опера Гарнье, строительство которой по проекту Шарля Гарнье велось с 1861 по 1875 год). Двумя годами позже княгиня Паулина фон Меттерних появилась при дворе в платье от Ворта, привлекшем ревнивое внимание императрицы Евгении. Довольно скоро Ворт стал почти единственным авторитетом в том, что касалось гардероба Евгении и большей части ее окружения; кроме того, он одевал многих знаменитостей того времени, в том числе оперную певицу сопрано Нелли Мелба. Заказчики Ворта принадлежали к сливкам элиты и одевались при этом с пышностью, сопоставимой лишь с манерой одеваться придворных XVII и XVIII веков. Достичь бóльших высот было уже невозможно, и после сокрушительного поражения Наполеона III дом Ворта просуществовал недолго, сохраняя след былого великолепия.

Если говорить о долге – понятии, которое сейчас обросло множеством смыслов, – то больше всего Ворт был обязан художникам, творившим в пору расцвета масляной живописи в Европе, начиная с эпохи Возрождения и заканчивая первыми десятилетиями века, в который жил он сам. Он черпал «вдохновение» жадно, из множества источников: от Тициана и Бассано до Фрагонара, Гейнсборо и Томаса Лоуренса. Вероятно, его излюбленным образцом был ученик Рубенса ван Дейк, с полотен которого модельер брал свои идеи, добавляя к ним собственные завершающие штрихи и роскошные детали вроде золотистого тюля или перламутра. Во многом именно благодаря Ворту сфера изящных искусств, которой раньше интересовались в основном специалисты, стала предметом разговоров среди аристократии, так что владельцы костюмов обладали «произведениями» Ворта вместе с дополнительной ценностью, которую те получали от вдохновлявших его художников. Коротко говоря, рождение высокой моды неотделимо от аллюзий на опознаваемые картины и художественные формы, продлевающих жизнь этих произведений, способствующих их распространению и усиливающих их воздействие, пусть и всего лишь в виде копий. Когда художник переносит платье на полотно, оно обретает новую жизнь, но эта жизнь – призрак прежней. Именно за счет копирования нечто приобретает статус оригинала, но становится при этом далеким и мертвым. Более того, над живым, динамичным настоящим моды постоянно висит тень прошлого, из‐за чего и прошлое, и будущее кажутся неопределенными. Как отмечает Деррида, при появлении призрака «мы не знаем, свидетельствует ли он о жизни в прошлом или о жизни в будущем» 33 33 Там же. С. 147. . И, хотя мода всегда остается в прошлом, ее призраки в виде влияний, источников вдохновения, стремления отдать должное и стилистических парадигм продолжают свое призрачное существование, весьма устойчивое, если говорить о них как о вехах в истории моды. Если снова процитировать Деррида, «призрак никогда не умирает, он всегда остается, чтобы приходить и возвращаться» 34 34 Там же. . Заниматься выявлением бесконечной цепочки аллюзий в истории моды – значит упражняться в классификации и сопоставлении, интерес к которым вскоре пропал бы. Вместо этого мы поговорим о призраке в самой одежде.