Михаил Черемных - Возвращение в Сары-Черек

Итак, мы побываем в Чаткальском хребте – на реке Кара-Суу и её притоках, заедем в город Таш-Кумыр, в села Караван, Джанги-Джол, Кызыл-Туу, поживем в Арките – в Сары-Челекском заповеднике, в Бишкеке – столице Киргизии, погуляем по улицам города Ош и ещё в других местах.

25 июня. Иногда получается так, что событие, к которому основательно и долго готовились, надвигается неотвратимо, и складывается впечатление, что оно всё же захватывает нас врасплох. Мы уже ничего не можем изменить… Нечто похожее происходит и теперь. Я выезжаю в экспедицию, в южные отроги Чаткальского хребта. Это бы ещё куда ни шло, но на этот раз со мной собираются Мария Александровна и двое сыновей. В сумке старшего, семилетнего Александра, я нашел карандаши, десяток ручек – больше чем у меня, географические карты и старый сломанный фотоаппарат, который, он, вероятно, надеялся отремонтировать в горах. Младший, пятилетний Антон, приготовил кучу вещей, необходимых в экспедиции, среди которых роликовая доска, маска и трубка для подводного плавания. В рюкзак жены я не рискнул заглянуть.

Распределив общие вещи пропорционально физическим возможностям каждого из участников, мы заблаговременно загрузили всё это в попутную машину зоологов, направлявшуюся во главе с Эмилем Джапаровичем Шукуровым – известным бишкекским писателем, орнитологом и художником – в Ферганский хребет. Тем не менее, всю ночь была суета. Нужно было оставить комнатные растения так, чтобы они не засохли, за два-три месяца нашего отсутствия. Я заворачивал их в целлофан вместе с посудой, оставляя на поверхности только самую верхнюю часть растений, заливал туда побольше воды…

Вчера обсуждали предстоящую поездку со старейшим сотрудником лаборатории – Лидией Ивановной Поповой. Она напутствовала и напоминала где побывать, что посмотреть, сказала, что отправит к нам машину, где-то в августе, для поездок по некоторым ущельям Чаткальского хребта. Там надо было многое посмотреть, уточнить. Понимая, что машину вряд ли удастся «пробить», я слушал Лидию Ивановну, утвердительно покачивая головой.

Ловлю себя на ощущении, что со смешанным чувством тревоги и радости уезжаю от городской спешки и суеты. От житейской неустроенности и от однообразной необходимости каждый день приезжать в Институт. От пыльных автобусов, заплеванных улиц и подъездов домов, вызывающих чувство отчаяния, что люди сами создают вокруг себя такие условия. От неотредактированных статей, от неотправленных писем…

Уезжаю с надеждой, что где-то в горах, ритм жизни будет иной и возможно на крутом склоне или под развесистым орехом я смогу привести в порядок свои мысли, сделать новые описания ботанических ландшафтов, найти недостающие звенья классификационной схемы…, уезжаю и от необходимых срочных дел, с которыми не всегда легко расставаться.

Не смотря на все проблемы связанные с отъездом, особое удовлетворение доставляет мысль, что я, наконец-то, надолго расстаюсь с начальством. Я не имею в виду давно уже перешагнувшую пенсионную черту жизни Лидию Ивановну – начальников и без неё было достаточно. Напротив, в ней я видел последний «реликт», «оплот», «форпост» еще сохранившейся, но уже безвозвратно уходящей в прошлое «классической ботаники». Образы её современников можно найти сейчас только в «воспоминаниях» старых книг. За несколько лет совместной работы у нас не было недоразумений, обид или ссор. Не досаждало и другое – предпенсионное начальство, считавшее своих младших коллег чем-то вроде разнорабочих и возложившее только на себя заведомо непосильную задачу – быть единственными сподвижниками современной геоботанической науки. Не раз на собраниях, я слышал их воодушевленные возгласы: «Мы идем верным путем!» Так было всегда, когда дело касалось «стратегических направлений» в геоботанике. А были ли таковые? На меньшее – они не шли. А впрочем – и они были неплохие люди, по-своему симпатичные, интеллигентные, как и все ученые.

Месяцем раньше. Мы работаем в Институте. В открытое, но зарешеченное окно свесилась листва и белые от обильных цветов ветви какой-то южной черёмухи. Комнату наполняет чудесный аромат. На улице тёплая, мягкая, совершенно не забываемая, фрунзенская весна. Перед нами развернута очень старая, рукописная, геоботаническая карта, о годе составления которой можно только догадываться. Может, 1930 или 1933-й.