Николай Анциферов - Быль и миф Петербурга

Символом дела Петра явилась новая столица. Ее возникновение в результате многолетней борьбы со шведами было куплено дорогой ценой. Ее создание на «чухонской земле», на «болоте», стоившее жизни многочисленных рабочих, забутивших топь своими костями, увеличило народное нерасположение к «Питеру», но в сочувствующих реформе новый город порождал осознание могучей, чудодейственной силы «основателя». Сказочно быстрый рост Петербурга — города титанической борьбы — свидетельствовал о торжестве дела Петра.

Образ царя-реформатора, усваиваясь религиозным сознанием, сочетался с древними, как культурный мир, образами космической борьбы творческого начала света с безликими, безобразными стихиями, образами, присущими всем векам и народам. Из этого соприкосновения исторических событий с мифотворческим сознанием родился миф о строителе чудотворном, получивший гениальное оформление в поэме Пушкина — Медный Всадник.

Петербургская легенда наделила Петра чертами основателя города в античном аспекте.

Самый момент основания отмечен явлением царственного орла. Это было нужное знамение для совершения сакрального действия.

«Первой заботой основателя является выбор места для нового города. Выбор этот — дело весьма важное; верили, что судьба народа зависит от него». [134] цитата из книги Фюстель де Куланжа «Гражданская община древнего мира» (Спб., 1906. С. 145). {комм. сост.}

Спустившийся орел предвещал величие грядущего. Как религиозное учреждение, « город основывался сразу, весь целиком в один день », [135] Там же. С. 144. {комм. сост.} он был, следовательно, подобно многим обетным храмам древней Руси, «обыдённым». [136] обыдённый — храм, по преданию, построенный за одни сутки всем миром; строился по обету после мора или чумы. {комм. сост.} Создаваемый в один день, « город строился для того, чтобы существовать вечно ». Религиозное значение города делало его священным. Тит Ливий говорит о Риме:

«В этом городе нет места, которое не было бы запечатлено религией и занято каким-либо божеством… Боги обитают в нем». [137] « город строился… вечно»… Тит Ливий говорит о Риме… Боги обитают в нем » — пересказ и цитаты из той же книги Фюстель де Куланжа (с. 152, 151; первая цитата не точна). {комм. сост.}

Фюстель де Куланж [138] Фюстель де Куланж — французский историк Нюм Дени Фюстель де Куланж (1830 — 1889). {комм. сост.} утверждает, что каждый город можно было назвать святым. И наша северная столица, посвященная первому апостолу, патрону города Рима, приобретает это сакральное освящение: Санкт-Питер-бурх. Но в сознании населения основатель затмил апостола и, когда говорят «город Петра», имеют в виду царя, а не святого. Основатель вечного города, Ромул, был сопричислен к сонму богов, у него был свой храм и свои жрецы.

«И каждый город обожал точно так же того, кто его основывал. Существовал особый «культ основателей». [139] « И каждый город… «культ основателей» — из указанной книги Фюстель де Куланжа (с. 153; с неточностями). {комм. сост.}

Почва христианской культуры и эпоха, освещенная холодным светом исторического знания, не могли благоприятствовать созданию храма и культа основателя Петербурга. Однако, все же образовалось своеобразное явление, в котором можно распознать тень древних обычаев. В согласии с этими идеями создается и распространяется своеобразная форма культа, связанная с «домом основателя». Икона спаса, почитаемая, как любимый образ Петра, помещенная в малом Петровском домике, превращает его в одну из главных святынь старого Петербурга.

Основание города всегда порождало легенды.

«Быть может, не было ни одного города, не имевшего собственной поэмы, или, по крайней мере, гимна, воспевавшего священный акт его возникновения». [140] Там же. С. 153–154.

У Петербурга есть поэма. Она сложилась спустя много лет, но не является продуктом творческой игры индивидуального сознания.

Эта поэма — «Медный Всадник».

Определяя связь создания Пушкина с психологическим наследием прошлого, мы можем повторить мысль Алексея Толстого, примененную им к Гёте: