Эрик Дэвис - Техногнозис - миф, магия и мистицизм в информационную эпоху

В то время как современная наука находится именно в таком добровольном плену у природы, в кибернетике, очевидно, нет места такому мистическому дуализму. По контрасту с Плотином, который погружается в мире неизменных идеальных форм, Винер отвергает греческий язык, трактующий о форме и субстанции ради обратной связи. В то же время предпочтение, которое Винер оказывает процессу по сравнению с материей, приводит к новой «научной» картине бестелесного «я», в которой идентичность перетолковывается как паттерн информации. Винер пишет:

Физическая идентичность индивидуума не сводится к веществу его тела… По-видимому, основы биологической индивидуальности организма лежат в самой динамике процесса, а также в памяти о результатах предшествовавшего развития. Это также касается и ментального развития. В терминах вычислительной техники можно сказать, что индивидуальность сознания обусловлена способностью сохранения записей в участках памяти 73.

Переосмысляя «индивидуальное сознание» вместе со всеми его бестелесными информационными паттернами, кибернетики неосознанно вводят образ возвышенного духовного начала в научное представление о человеке. Внутренний рулевой — отныне не некая вечная субстанция и не выдумка богатого воображения мозга, но причудливо меняющийся узор в непрестанной кибернетической игре. Сам Винер в своем поэтическом сравнении уподоблял идентичность человека языкам пламени, противопоставляя ее косному камню.

Рассуждая на своем систематизированном языке в терминах паттернов и процессов, кибернетики стирали традиционные дихотомии сознания и машины, органического и механического, естественного и искусственного. Таким образом, они предвосхитили (и спровоцировали) множество головоломок, с которыми мы столкнулись сегодня. Хотя сам термин кибернетика сейчас почти не используется, эта наука просто мутировала, породив сразу целый набор дисциплин: теория комплексности, искусственная жизнь, сетевая динамика, когнитивная наука, робототехника. В поисках термина, позволяющего обобщить эти отдельные дисциплины, ученые остановились на «теории систем». Едва возникнув, теория систем уже пытается дополнить, а то и подменить собой классическую науку с ее редукционизмом, предлагая новое основание, состоящее из потоков случающихся событий, циклов обратной связи, и пытаясь описать целое в его динамике. Пользуясь системной парадигмой, структурно схожие участки процессов можно обнаружить в совершенно различных областях реальности: от механических устройств до галактических кластеров, а также игр, в которые играют люди. Системологи не одиноки в своем желании ухватить этот универсальный связующий паттерн. Многие теоретики-дилетанты также без устали ищут новую деталь великой картины мироздания. Как мы увидим в следующих главах, «холистическое мышление», расцветшее на Западном побережье, во многом происходит именно из этих кибернетических концепций.

Подобно большинству ученых, Винер тоже охотился за связующей фигурой. Такая тяга к универсальному имеет куда больше общего с традиционными религиозными поисками Запада, чем хотелось бы признавать большинству ученых. В уже упомянутой книге «Человеческое использование человеческих существ» Винер описывает науку как игру, цель которой — раскрытие устройства космоса. Но Винер предостерегает ученых от встречи с соперником в этой игре, «с Древним Врагом», которого он отождествляет со смятением и беспорядком, с шумом, который затемняет светлый порядок Вселенной. «Дьявол ли это манихейства или августинианства? — спрашивает Винер. — Активно ли эта сила противостоит порядку или же это просто отсутствие порядка?» Хотя Винер постоянно говорит о силе, которая сбивает ученых с толку в их интеллектуальной игре, он не может не задаваться вопросом о существовании беспорядка как такового. Не просто смятения или невежества, но шума и энтропии, всеядной моли, поражающей вещи и смыслы. В такой форме его страстный вопрос оказывается древним, как горы: отделено ли зло от Бога или же это часть самого Бога?

Древние манихеи были уверены, что они знают ответ: вселенная является переплетением двух вечных сил, Света и Тьмы. Нет ничего единого, во всем — два начала. Для пророка Мани и множества его последователей спасение состояло в отвержении Тьмы, которую он отождествляет с порченым миром материи. Путь к спасению лежит в гнозисе, в собирании и пробуждении божественных искр, которые соединяют нас с чистым трансцендентным миром Света. Ответ святого Августина на вопрос Винера был бы совершенно иным. Хотя Августин в дни своей юности был манихеем, в конечном итоге он пришел к ортодоксальной христианской позиции, что все карты — в руках у Бога, а у дьявола нет козырей и что манихейский дуализм — это еретическое возражение против принципа одного творца. Зло — это отсутствие Бога, а не его активный противник.