Дэниел Эверетт - Не спи — кругом змеи! Быт и язык индейцев амазонских джунглей

Носовая часть нижней палубы отведена под хранение запасов, а кормовая — под машинное отделение и приводящий вал. Выше находится главная палуба, а над ней обычно — еще одна. Высота палуб такая, что внутри судна невозможно стоять выпрямившись. Наверху переборок, как правило, нет из-за жары — только невысокие выгородки и опоры верхней палубы. К потолкам прикреплены бруски, чтобы подвешивать гамак; если идет дождь, с краев верхних палуб свешивают брезент. В корпусах нередки течи, но в основном эти суденышки надежны и хорошо делают свою работу. А поскольку их конструкция, силовая установка и требования к эксплуатации одинаковы во всей Амазонии, то запасные части и ремонтников найти очень легко — если не отходить от этого стандарта. Если изменить конструкцию или поставить менее распространенную модель двигателя, то недолго и до беды: при первой же поломке или ремонте вам, возможно, придется прервать рейс и ждать помощи на берегу, потому что вам нужен особенный специалист или какая-нибудь нестандартная деталь, а их нет.

Построенный корабль переходит в собственность заказчика — как правило, более или менее состоятельного торговца. Служат эти суда как в пассажирских, так и в грузовых перевозках. Торговые суда ходят в джунгли за местным сырьем, которое продают индейцы и белые лесные жители кабокло в обмен на промышленные товары — спички, сухое молоко, мясные консервы, садовый инструмент, швейные принадлежности, листовой табак, выпивку, рыболовные крючки, охотничье снаряжение и лодки. Многие торговцы держат целые флотилии таких судов. Отправляются эти суда чаще всего из больших городов амазонского бассейна: Порту-Велью, Манауса, Сантарена, Паринтинса, Белена. Возвращаются они неизменно набитые бразильским орехом, копайским бальзамом [16] Копайский бальзам — прозрачная смола дерева копаифера, используемая в бумажной и лакокрасочной промышленности (прим. пер.). , ценной древесиной, природным каучуком и другими дарами джунглей, купленными у индейцев племен пираха, теньярим, апурина, надеб и других, а также у белых кабокло.

Матросы чаще всего тоже кабокло; обычная команда на таком судне состоит из двух-четырех человек, и они все умеют им управлять, поддерживать его на ходу и ремонтировать. Пока корабль плывет, матросы могут расслабиться, поболтать или полежать в гамаке. На остановках, напротив, они сами погружают и разгружают товары, чинят двигатель, заделывают течи, чинят приводной вал и винт и выполняют другие работы. Их жизнь похожа на жизнь Гекльберри Финна, только им выпадает больше изматывающего труда.

В жизни матросов-кабокло есть одно фундаментальное противоречие. Они дружелюбны и щедры, но у многих из них темное прошлое. Некоторые бегут на реку от городской жизни, к которой так и не смогли приспособиться, от неудачных браков, кредиторов, врагов, проблем с законом. На притоках Амазонки, в далеком и жестоком краю среди жестоких людей, выживают лишь люди с загрубелой душой.

Только я задремал, как Керен попросилась в туалет. У нее и у Шеннон все не проходила диарея. Во время нашего плавания я бессчетное количество раз сажал их на горшок (который, к счастью, у нас был свой), накрывал одеялом от чужих глаз, а затем выносил горшок на корму в гальюн, пробираясь через толпу пассажиров, собравшихся посмотреть на больных американцев.

Когда я вернулся из гальюна, Шеннон вдруг сказала:

— Папа, пожалуйста, прости меня.

— За что? — спросил я.

Я подошел поближе и по запаху понял, что она испачкала себя. На ее одежде и гамаке были пятна экскрементов. Моей дочке было очень стыдно и неловко; надо было лучше за ней присматривать. Я набрал ведро воды и повесил вокруг гамака одеяло, помыл ее и помог переодеться. Гамак я тоже вымыл и подстелил Шеннон одеяло, чтобы ей было немокро лежать. Она не переставала извиняться. Потом я вымыл грязную одежду и развесил по поручням просушиться.

Утром Калеб и Кристин сказали, что им спалось хорошо. В обед я постарался всех накормить: усадил младших детей на банку у борта и принес им по маленькой тарелке риса с фасолью, который давали пассажирам. Только я пошел взять чего-нибудь себе, как за спиной раздался звук падающей тарелки и звон стекла. Это двухлетний Калеб уронил свою тарелку. Ему было жалко и обидно. Я принес ему другую порцию и спихнул ногой за борт осколки. Потом спросил Керен, не хочется ли ей чего-нибудь. Она попросила холодной колы, и я купил ей на верхней палубе в баре. Когда все поели, я снова принялся хлопотать над ними.