Дэниел Эверетт - Не спи — кругом змеи! Быт и язык индейцев амазонских джунглей

На мой взгляд, это определение ошибочно, потому что в нем логическое мышление и язык сведены воедино. Очевидно, что мы можем складывать слова в предложения, а затем интерпретировать их как текст, но это умение ничем не отличается от умения полицейских интерпретировать разнородные и, на первый взгляд, не связанные между собой доказательства на месте преступления и создавать на этой основе хронологию произошедшего. Это не язык, а мышление, а ведь притягательность теории Хомского для лингвистов именно в том, что она отделила мышление от языка и, в частности, структуру повествования от структуры словосочетаний и предложений. Он много раз заявлял, что повествования и предложения строятся по совершенно различным принципам. Как это ни парадоксально, невозможность провести эту границу в новом определении рекурсии противоречит теории самого Хомского, однако укладывается в мою теорию.

Если я прав и в пираха нет рекурсии, то Хомскому и другим ученым придется немало поломать голову над тем, как встроить подобный язык в теорию, в рамках которой рекурсия — самый важный компонент языка.

Одним из возражений Хомского и других авторов было то, что рекурсия — это инструмент, который доступен человеку благодаря развитому мозгу, однако его использование не строго обязательно. Но в таком случае очень сложно совместить эту идею с мыслью, что рекурсия — неотъемлемая часть человеческого языка; ведь если рекурсия необязательна в отдельно взятом языке, то ее появление необязательно в любом языке. В результате Хомский и его последователи оказываются в незавидном положении: они утверждают, что уникальное свойство человеческого языка как такового может не проявляться в любом человеческом языке.

На самом деле не так уж и сложно определить, играет ли рекурсия какую-то роль в> понимании грамматики конкретного языка или нет. Для этого надо ответить на два простых вопроса. Во-первых, может ли грамматика, составленная без помощи рекурсии, описывать изучаемый язык проще, чем грамматика с рекурсией? Во-вторых, если в этой грамматике действительно есть рекурсия, то какие словосочетания и предложения вы ожидаете в ней найти? Язык без рекурсии будет выглядеть не так, как язык с рекурсией: прежде всего, в нем не будет одних словосочетаний и предложений внутри других. Если там найдется одно словосочетание внутри другого — значит, в этом языке есть рекурсия. Точка. Если вы таких предложений не нашли, то, может быть, рекурсии и нет (хотя понадобится больше данных). Итак, первый вопрос: есть ли в пираха предложения и словосочетания внутри других предложений и словосочетаний? Ответ: их нет. Этому ответу предшествует стандартная аргументация, используемая в теоретической лингвистике для того, чтобы установить: в этом языке нет такого интонационного рисунка, таких слов или предложений такого размера, как в языке с рекурсией.

В грамматиках языков мира есть различные средства для маркирования рекурсивной структуры, т. е. для того, чтобы показать, что одно предложение находится внутри другого. Подобное маркирование не является обязательным, однако оно широко распространено. Некоторые из таких маркеров — отдельные слова. Например, по-английски можно сказать: I said that he was coming ‘Я сказал, что он приезжает’ (букв, ‘я сказал, что он приходил’). В этом предложении придаточное he was coming ‘он приходил’ находится внутри главного предложения I said... ‘я сказал’. Не was coming — это содержание того, что было сказано. Слово that ‘что’ — это своего рода «дополнительная частица», которая часто используется в английском языке для маркирования рекурсии. Если мы посмотрим на сложное предложение, которое произнес Кохои, здесь мы увидим три независимых предложения, интерпретируемых совместно, без каких бы то ни было признаков включения одного предложения в другое.

Еще одним распространенным маркером рекурсии является интонация, использование высоты звука для выделения иного значения и структурных отношений между предложениями и их компонентами. Например, в сложноподчиненных предложениях английского языка сказуемое главного предложения часто произносится более высоким тоном, чем сказуемое придаточного. В самом типичном варианте произношения фразы The man that you saw yesterday is here ‘Человек, которого ты видел вчера, находится здесь’ глагольная группа is here ‘находится здесь’ звучит выше, чем saw yesterday ‘видел вчера’. Причина здесь в том, что saw yesterday — подчиненное предложение, a is here — главное. Однако, когда мы с Робертом Ван Валином исследовали интонацию и ее отношение к синтаксису в пяти языках Амазонки в рамках трехлетнего исследовательского проекта Национального научного фонда ( National Science Foundation ), мы не нашли никаких свидетельств того, что в языке пираха интонация может использоваться как альтернативный маркер рекурсии. Конечно, интонация в пираха служит для того, чтобы группировать наборы предложений, создавая из них сверхфразовые единства и повествования. Но все-таки это не рекурсия с чисто грамматической точки зрения — по крайней мере, согласно всей истории грамматики Хомского (хотя многие лингвисты не согласны с Хомским и считают текст частью грамматики; в этом смысле я не собираюсь спорить с этими научными школами). Это рекурсия в мышлении, в логике. Собственно, многие специалисты, исследующие роль интонации в человеческой речи, считают наивными попытки увязать интонацию напрямую со структурой предложений, а не с их значением и употреблением в текстах. Если это верно, то интонация не помогает найти однозначный ответ на вопрос, есть ли в языке рекурсия.