Шапи Казиев: Повседневная жизнь восточного гарема

При всей фантастичности фабулы в опере отразились и вполне реальные приметы времени. Дворцы султанов действительно строили европейские архитекторы, а музыку для падишахов сочиняли известные композиторы. Например, брат Гаэтано Доницетти был у султана концертмейстером. Пиратство и продажа пленников на невольничьих рынках тоже были обыденной реальностью. В те времена Средиземное и все остальные моря кишели корсарами, промышлявшими охотой за «живым товаром». В романе Анн и Серж Голон «Неукротимая Анжелика» тонкости этого разбойного промысла изложены со всеми подробностями.

Джордж Байрон в «Беппо» живописал совсем иную картину:

Вторя поэту, Джордж Дорис писал в своей книге «Абдул-Хамид вблизи»: «Смутное чувство тоски по странной гармонии грубости и нежности, которое пробуждает в нас это таинственное слово „гарем“, создаваемый им образ феерического и неведомого мира — увы! — заставляют жизнерадостного европейца забыть всю жестокость и возмутительность этой массовой изоляции юных, прекрасных и пылких женщин, чья красота, свежесть и сама жизнь принадлежат единственному господину — угрюмому уродливому старцу».

Но читателям были ближе сказки Шахразады (Шехерезады) из «Тысячи и одной ночи», которые открывали иной, чарующий мир, где сбывались мечты и самые сокровенные желания. Где обманутый женой халиф мстил женщинам, проводя ночь с самыми красивыми девушками и наутро убивая их, чтобы не быть обманутым вновь. И только чудесные сказки Шехерезады сумели унять его гнев, потому что были столь увлекательны, что халиф обещал не казнить Шехерезаду, пока не услышит конца ее повествования. Но к тому времени Шехерезада успела родить царю Шахрияру троих сыновей и завладеть его сердцем.

Европу охватила «восточная» эпидемия. Новые образы, чудесные краски, тягучие мелодии, кофе и опиум, прекрасные одалиски и свирепые евнухи, соблазнительные грезы и роковые тайны… Все это воплощал в себе образ гарема, исполненный мистики и такой реальный.

Алев Крутье в книге «Гарем. Царство под чадрой» пишет:

«В Париже турецкий стиль быстро вошел в моду, он проник в драму, оперу, живопись, литературу и в домашнюю обстановку. Турецкие шаровары, атласные чувяки и тюрбаны стали прихотливым чудачеством и криком моды. Дворяне стали одеваться, как паши, султанши и одалиски; в турецком платье они позировали в студиях самых модных художников. Поэты ударились в подражание восточным четверостишиям.

Ароматические восточные курения, низкие софы, украшенные драгоценными камнями ятаганы из дворцов аристократии перекочевали и в простые дома всей Европы. Философия кайфа, „сладкого ничегонеделания“ распространилась, как лесной пожар, захватив всех со склонностью к тихой эйфории. Курение опия и гашиша стало эстетической и духовной необходимостью для свободного парения творческой мысли. …Устоявшиеся жанры литературы приелись, многие писатели бросились в лабиринт сказочного Востока, черпая сюжеты из этого неисчерпаемого источника».

Притягательность Востока была столь велика, что сразу три знаменитых французских писателя — Теофиль Готье, Гюстав Флобер и Жерар де Нерваль отправились познавать его тайны, а затем написали книги, которые даже назывались одинаково: «Путешествие на Восток» (во всяком случае, так они называются в русском переводе).

Жерар де Нерваль, внимательно изучавший жизнь народов Востока, писал:

«Не следует забывать, что Восток дал нам медицину, химию и правила гигиены, восходящие к далеким тысячелетиям; и весьма прискорбно, что наши северные религии следуют им далеко не полностью.

…Их верования и обычаи настолько отличны от наших, что мы часто можем судить о них, исходя только из наших представлений об испорченности нравов. Достаточно сказать, что мусульманский закон не считает грехом чувственность; напротив, она необходима для существования этого южного населения, которое много раз косили чума и войны. Но при этом отношения мусульман к своим женам, вопреки сладострастным картинам, созданным нашими писателями восемнадцатого века, полны достоинства и даже целомудрия».