С. Евхалашвили - Беседы о режиссуре

Но вот вышел в эфир телеспектакль Михаила Козакова «И свет во тьме светит» по пьесе Л.Н. Толстого — и рухнули сомнения. Жить телетеатру, жить. Быть и высокой художественности, и философии, и моральным концепциям, и замечательной игре актеров, таких, как Петренко и Купченко. По силам телетеатру будить мысль и чувства современного человека, обращать его взор к подлинной литературе. По силам ему тон толстых журналов, который задали публикуемые там произведения, десятилетиями не выходившие в печать. Конечно, для этого телетеатру должно подняться на новую ступень своего развития. Подняться, опершись на опыт спектаклей прежних лет. Взяв лучшее, отказавшись от несовершенного. И право, не грех повторить в эфире то, что действительно удалось его первооткрывателям.

И надо остановить операторов, режиссеров в их решении покинуть ТВ. А сделать это можно, лишь разобравшись в причине уходов. Отчего это происходит?

Не оттого ли, что на телевидении все еще удерживается климат, порожденный эпохой застоя. Когда зачастую решающее значение приобретает окрик руководителя: «Я главный, и поэтому все будет так, как я решил». Творческая инициатива при таком положении дел становится помехой и всячески подавляется. Ее сменяет творческое безразличие. Люди перестают гореть, искать, создавать. Они начинают, подобно делопроизводителям, служить, исполнять приказы и распоряжения. Формализм пускает свои корни. И незамедлительно расцветает то, что в зачаточном состоянии есть в любом творческом организме: сплетни, подсиживание, зависть к более способным, стремящимся, несмотря ни на что, к художественным откровениям. Конечно, когда режиссер получает право на постановку, он вместе с редактором спектакля приобретает на три-шесть месяцев и самостоятельность. Сам формирует творческую группу, сам определяет ее законы. Если ему удается собрать единомышленников, то возникает и творческая атмосфера. Но вот спектакль закончен. И режиссеру, чтобы осуществить следующую постановку, приходится вновь сражаться против интриг, которые, повторяю, способных жалят особенно остро. В сущности по-пустому тратятся нервы, силы, время. Не каждый выдерживает такой ритм — многие уходят. Остаются чаще всего те, кто и в период гласности способен на безмолвное существование. Они продолжают служить, исполнять приказы и поручения. Вот и получается, что выражение: «У нас в конторе» — не только дань современному жаргону. Подобное не может не сказаться на результатах работы редакции: все меньше премьер, все меньше взлетов.

Как же изменить подобную ситуацию? Опыт театров говорит о том, что аналогичное положение резко меняется, если во главе коллектива встает подлинно творческая личность, независимо от того, главный ли это режиссер или директор.

С моей стороны проще всего было написать заключительную фразу о том, что я верю: в недалеком будущем в редакции литературно-драматических программ будут работать только творческие люди, под руководством интересной личности. Но чтобы это стало возможным в недалеком будущем, уже сегодня создателям художественного ТВ надо занимать активную позицию. Судьбу спектаклей не решат молчаливые соглашатели, не остановят они нелепую работу «ветряных мельниц». Телевидение, если хотите, ждет тех, в чьем характере живут черты знаменитого идальго, неустрашимого рыцаря из Ламанчи.

С размышлений о повести Николая Васильевича Гоголя «Портрет» я начинал свои заметки. Премьерой телеспектакля вполне логично было бы их завершить. Так и собирался сделать. Но финал все не получался. Каждый новый день приносил события, которые, казалось, необходимо было отразить на страницах. А потом последовали эти два удара... Из жизни ушли бесконечно дорогие для меня люди. Сначала Юрий Богатырев, а несколько месяцев спустя Георгий Александрович Товстоногов. Мне казалось кощунственным, что по отношению к этому человеку, которого считал Учителем, гениальным режиссером, посмел допустить в своих воспоминаниях юмористическую тональность. Решил все переиначить, переписать, переделать. Но сразу взяться не мог — не имел сил, а по истечении времени понял: есть люди, которые совсем не покидают этот мир. Они продолжают жить в содеянном, в памяти поколений, будоражат воображение молодежи вопросом: каким он был? И поэтому каждое воспоминание очевидцев, каждая живая деталь имеет право на существование. И еще вот о чем подумал. И в Георгии Александровиче, и в Юре многое было от Дон Кихота, но они были счастливее знаменитого идальго. Потому что не только посмели служить прекрасному, не только не побоялись «ветряных мельниц», но и сумели победить их, добиваясь поставленной цели. Хотя это было и не просто, и не легко. Провожая в последний путь Юрия Богатырева, многие задавали риторический вопрос: почему так рано? Ведь, казалось бы, счастливая актерская судьба, от природы богатырское здоровье. И вдруг отказывает сердце в сорок два года... Почему? Риторический вопрос не оставался без ответа. Вопрошающие отвечали сами себе: работал с колоссальной самоотдачей и на репетициях, и во время представлений. Горел. Поэтому и счастливая актерская судьба. Но вот не выдержало сердце...