Николай Либан: Истории просвещения в России (Бурсак в общественной жизни России середины XIX века)

. Таких учителей, действительно, не нашлось и не могло най­тись, появление педагогов-воспитателей из числа воспитан­ников дворянской школы принципиально исключалось. Дворянская школа должна была «обслуживаться» учите­лями иносословного происхождения; последние должны были прививать молодым людям чувство дворянской гор­дости, которой сами они никак не могли обладать, или раз­вивать свободу и независимость взглядов.

Как видим, программа Бецкого была противоречи­ва и несостоятельна по своей сущности. Дворянская сре­да готовила универсального человека - командира любой области гражданской жизни. Горький опыт убедил, что нельзя с одинаковой «подготовкой» делать «карьер» на паркете и на поле сражения. Военное сословие вынужде­но было военизировать школу: создавать кадетские и мор­ские корпуса, готовить военных специалистов, а не «все­сторонне» образованных людей, носящих военный мун­дир. С созданием такой военной школы рушилась самая идея школы Бецкого, с гуманным учителем, с легким, почти свободным обучением при отсутствии всякого при­нуждения, с наказанием, не переходящим грани внуше­ния, укора, обращенного к чувству воспитанника. Воен­ная школа имела тот же распорядок жизни, что и казар­ма или военный корабль: подъём, маршировка, ученье. Здесь учитель - командир, офицер старой службы, способ­ный сообщить кадетам специальные знания, ученики - солдаты, беспрекословно выполняющие приказания сво­его начальника; неприготовление урока влечет за собою наказание: наряд, карцер, розги. Разумеется, кадет не мог учиться «слухом и зрением», от будущего офицера мор­ской или артиллерийской службы требовались точные знания. Такая школа всецело отвечала задачам дворян­ского государства, но в ней почти ничего не осталось от гуманно-мечтательной программы Бецкого, разве что не­пременное знание французского языка и бальных танцев.

Военная школа была нелегкой. Многие дворяне пы­тались обойти ее, уберечь сына от детской казармы: запи­сывали мальчика и полк с шестилетнего возраста, рассчи­тывая, что годам к восемнадцати он получит офицерский чин и тогда уже поедет на службу; а пока что «дитя» рос­ло под родительским кровом, получая домашнее образо­вание. Дворянские идеологи [7] M.M. Щорбатов, А.Т. Болотов, А.П. Сумароков. видели, что такой способ обойти закон 1714 года об обязательном обучении детей привилегированного сословия вел к печальным последствиям. Поколение, которому в будущем надлежало пред­ставлять цвет страны, росло невежественным, светский лоск не мог возместить отсутствия знаний. Домашнее об­разование было явно недостаточным, а подчас курьезным; молодой дворянин «с рук сельского дьячка-учителя пере­ходил на руки француза-гувернера, довершал образова­ние в итальянском театре или французском ресторане» [8] Ключевский Курс русской истории. М.: Государственное со- циально-акономическое изд-во, 1937. Ч. V. С. 213. .

Инстинкт сословного самосохранения подсказывал необходимость создания дворянской интеллигенции. Бла­городные пансионы и дворянские гимназии наполнялись детьми помещиков, которым надлежало пройти общеоб­разовательный курс, независимо от выбора карьеры в бу­дущем. «Обязательное обучение, не давая значительного запаса научных сведений, приучало к процессу выучки, делало ее привычною сословною повинностью, а потом светским приличием и даже возбуждало некоторый аппе­тит к знаниям. Дворянин редко учился с охотой тому, что требовалось по узаконенной программе, но он привыкал учиться чему-нибудь, хотя обыкновенно выучивался не тому, что требовалось по программе» [9] 2 Ключевский В.О. Опыты и исследования. Второй сборник ста­тей. Пг.: Литературно-иадательский отдел Комиссариата Народного Просвещения. 1918. С. 78. . Иначе не могло быть в светской школе. Маленький барчонок занимался тем, что его больше заинтересовывало, что развлекало, до­ставляло удовольствие и легко усваивалось, не требуя большого труда. Он привык во всем видеть «приятность», так он был воспитан. С детства, как только он стал себя помнить, он дышал атмосферою, пропитанною развлече­нием, из которой обаяниями забавы и приличия был вы­курен самый запах труда и долга. Разумеется, он перенес в школу тот взгляд, который выработался в семье. Школь­ный учитель не был для него нравственным авторитетом, ученик мало считался с ним, как и с домашним, в кото­ром видел образованного слугу, но не более. Школьный

Читать дальше