Умберто Эко - КАРТОНКИ МИНЕРВЫ. Заметки на спичечных коробках

Нынче миграция не так заметна, потому что принимает обличье авиапутешествия, очереди в отдел регистрации иностранцев в муниципалитете или баржи с беженцами, пробирающимися с более бедного и голодного Юга в сторону Севера. Она напоминает иммиграцию, но это именно миграция — исторический процесс, значение которого сейчас невозможно оценить. Он происходит не перемещением огромных орд, после которых не растет трава там, где ступили копыта их коней, а отдельными незаметными группками, но, однако же, займет не столетия и тысячелетия, а десятилетия. И, как и во всех великих переселениях, конечным результатом его окажется этническая встряска территорий переселения, неизбежная смена обычаев, неостановимое перемешивание, которое изменит цвет кожи, волос, глаз местных жителей так, что это станет заметно статистически, — подобно тому, как немногочисленные норманны внедрили на Сицилии блондинов с голубыми глазами.

Великие миграции, по крайней мере в исторические времена, ужасают; поначалу, стремясь их избежать, римские императоры возводили одно vallum (укрепление) за другим, посылая вперед легионы для покорения находившихся поблизости чужеземцев; потом приходили к соглашению и упорядочивали первые установления, распространяя римское гражданство на всех подданных империи; но в конце концов при падении римского владычества образовались так называемые романо-варварские королевства, которые дали начало нашим европейским странам, языкам, на которых мы сейчас с гордостью говорим, нашим политическим и общественным институтам. Встречая на ломбардской автостраде деревушки, носящие названия Узмате, Бьяндрате, мы уже не отдаем себе отчета, что эти окончания — лангобардские. С другой стороны, откуда взялись эти совершенно этрусские улыбки, что до сих пор можно заметить на стольких лицах в центральной Италии?

Великие миграции неостановимы. И надо просто приготовиться к жизни на новом витке афроевропейской культуры.

1990

Бывают ли справедливые войны? Дискуссия на эту тему, смущающая умы вот уже две недели [4] Т.е. с начала «Войны в заливе» — 17 января 1991 г. , осложнена неточностью определений. Это все равно что обсуждать, что тяжелее: две параллельные прямые или один квадратный корень. Чтобы понять, что не так с этим вопросом, попробую его переформулировать. Будем считать, что насилие — это зло. Но бывают ли случаи, когда насильственные действия оправданны? Понятно, что «оправданны» не значит «хороши и желательны». Биологически отрезать ногу нежелательно, но в случае гангрены это становится оправданно.

Даже убежденные непротивленцы признают, что насилие бывает допустимым; в конце концов, даже Иисус, изгоняя торгующих из храма, повел себя несколько грубо. Не только религии, но и природная мораль подсказывает, что, если кто-то покушается на нас, на наших близких или просто на невинного и беззащитного, вполне естественно отвечать насильственным образом — до тех пор, пока опасность не будет устранена. И поэтому, когда провозглашается, что сопротивление — это оправданная форма насилия, подразумевается, что, оказавшись лицом к лицу с постоянными репрессиями и невыносимой тиранией, народ имеет право на восстание. Не вызывает также сомнений, что перед лицом агрессии одного диктатора все мировое сообщество также вправе реагировать насильственным образом.

Проблема возникает со словом «война». Это проблема такого же рода, как и со словом «атом». Им пользовалась греческая философия, и им пользуется современная физика, но в двух разных смыслах: когда-то им обозначали невидимую частичку, а теперь — совокупность элементарных частиц. Тот, кто станет читать Демокрита, применяя термин ядерной физики, ничего не поймет. И наоборот. Далее: кроме того, что в обоих случаях гибли люди, мало найдется общего между Пуническими войнами [5] Три войны (264–146 до н. э.) между Римом и Карфагеном. и Второй мировой войной. Более того, к середине XX века война приобрела вид феномена, который по размеру охваченной территории, возможностям управления, вовлеченности народов в других частях света имеет мало общего с наполеоновскими кампаниями. Коротко говоря, если в прошлом оправдываемая насильственная реакция на действия нарушителя могла принимать вид открытых боевых действий, то сейчас возможна ситуация, когда боевые действия — это форма насилия, которая не осадит обидчика, а наоборот, подхлестнет его.