Марина Сербул - Дела давно минувших дней... Историко-бытовой комментарий к произведениям русской классики XVIII—XIX веков

Незримо пролетающий

Над нею, – души сильные

Зовет на честный путь.

И хотя «души сильные, любвеобильные» и встают «на бой, на труд», «бой» здесь не более чем риторическая фигура, причем не самая удачная, ибо дальше сказано:

Путь террора и насилия в представлении человека, воспитанного в христианских традициях, никак не может быть отмечен Божьим даром. И ангел милосердия не может призывать к убийству. И в песне Гриши звучит тот же мотив:

Если бы расчет с господином только предстоял, тогда Некрасов не выдвинул бы на первый план утверждение «окончен с прошедшим расчет». Очевидно также, что и «учеба на гражданина» – процесс длительный и ничего общего с революционными потрясениями и террором не имеющий.

Некрасов не собирался вслед за экстремистами нечаевского толка призывать Русь к топору. И дело не только в его личных симпатиях или антипатиях. Поэт сознавал, что «…в народных низах не было пока силы реализовать в исторической действительности былинный идеал богатыря – защитника народных интересов, противостоящего и внешним врагам, и собственным неправедным властителям. Характерно, что Матрена никогда не видела Савелия распрямленным («дугой спина у дедушки», ходит он «согнувшись»). Эта деталь портрета Савелия становится символической. Дух его, когда-то взыскующий воли и правды, в конце концов оказывается сломленным и горьким опытом каторги, и семейными бедами. Он внушает Матрене: «Терпи, многокручинная! / Терпи, многострадальная! / Нам правды не найти». И, не надеясь уже ни на собственные силы, ни на потенциалы народа, он смиренно ходит по монастырям, молясь «за все страдное русское крестьянство» и уповая на Божью помощь» (И. Грачева).

Путь народа к подлинно счастливой жизни, по мысли Некрасова, пролегает не через кровь и пожары; искомое можно найти, лишь объединив все «честные» силы и направив их на просвещение масс и воспитание в них гражданского сознания. Одного из таких «народных заступников» и представляет в поэме Гриша Добросклонов, пока еще юный и неопытный, но исполненный бескорыстного энтузиазма.

Что же касается легенды «О двух великих грешниках», которая традиционно толковалась как призыв к бунту, то в наши дни исследователь склонен видеть в ней перекличку с современной Некрасову политической действительностью, не более. Смысл легенды не в обличении только лишь помещичьего произвола, а в обвинении неправедности Российской монархии вообще. В народной среде, как утверждает И. Грачева, Кудеяра считали старшим братом Ивана Грозного, вероломно отнявшим у Кудеяра право престолонаследия, после чего тот стал одним из лидеров оппозиции, противостоявшей тирании царя. «Глубины исторического контекста, проступавшие за строками некрасовского повествования, напоминали, что самые великие грехи отягощали не пана Глуховского, а российских правителей, которые в разные исторические эпохи оказывались виновными перед своим народом и от которых Бог отвратил лицо свое. Среди таких правителей, несомненно, подразумевается и Александр II, своей реформой обманувший народные ожидания».

Некрасов своей поэмой доказывал, что народ вовсе не так благостен и смирен, как это представлялось «охранителям», и в то же время в массе своей он далек от бунта, которого хотели экстремисты. Принимая народ таким, каким он был, поэт искренне желал облегчения его участи, сознавая, что достигнуть этого нельзя ни легко, ни быстро.

Часть первая

Пролог

На столбовой дороженьке / Сошлись семь мужиков: / Семь временнообязанных… – После царского рескрипта об отмене крепостного права самой острой государственной проблемой стало владение землей – ведь Россия была аграрной страной. Правительство не могло безвозмездно отнять землю у помещиков и бесплатно отдать ее крестьянам. Очевидно было, что и без земли мужика оставлять нельзя: это привело бы к бесповоротному подрыву экономики и социальным потрясениям. Чтобы хоть как-то уравновесить интересы сословий, правительство выкупило у помещиков минимум угодий, обеспечивающий земледелие на среднем уровне. Крестьянин, получавший землю в собственность, должен был расплатиться за нее в течение 49 лет. Выкуп ежегодно составлял приблизительно такую же сумму, какую крепостной выплачивал барину прежде в виде оброка. Помещики получили право на протяжении двух лет со дня опубликования царского манифеста обсуждать и составлять так называемые уставные грамоты, в которых фиксировались условия отношений дворян с крестьянами в новых условиях. Во многих случаях эта процедура не могла быть завершена в установленный срок. В такой ситуации крестьяне, не переведенные на выкуп, именовались временнообязанными и продолжали исполнять прежние феодальные повинности, оброк или барщину, до тех пор, пока, наконец, не составляли текст уставной грамоты. Срок временнообязанных отношений не был установлен законом. Временнообязанный мужик, как и прежде, почти во всех хозяйственных делах продолжал зависеть от барина. Только в 1881 году был издан закон об обязательном выкупе наделов, но этот процесс растянулся на долгие годы, почти до 1917 года.