Марина Сербул - Дела давно минувших дней... Историко-бытовой комментарий к произведениям русской классики XVIII—XIX веков

В ряде местностей, особенно в Заволжье и на севере России, священники могли рассчитывать на довольно устойчивую, хотя и нелегальную статью дохода – от раскольников. Старообрядцы не приняли никоновских новшеств и отделились от официальной церкви, образовав ряд сект, придерживавшихся обрядов «древлего благочестия». Правительство и церковь видели в расколе серьезную опасность и всячески притесняли старообрядцев, запрещая проводить богослужения по старым канонам. И тем не менее среди крестьянства и купечества число раскольников в некоторых губерниях было весьма внушительным.

Как свидетельствовал секретно изучавший состояние раскола по заданию правительства И. Аксаков, нередко «священники охотнее выбирают те приходы, где много раскольников, ибо раскольники платят щедро за то, чтобы они не преследовали их и записывали православными» («Краткая записка о странниках или бегунах», 1851).

Священник, с которым встретились мужики, в этом смысле – исключение.

Отношение государства к раскольникам несколько смягчилось в 1864 году, когда было издано постановление о признании гражданских прав старообрядцев. Вот почему священник в поэме замечает:

Существенным подспорьем для пополнения доходов священнослужителей были большие церковные праздники: Рождество, Пасха и др. В эти дни священник в сопровождении причта обходил дворы прихожан с молебствиями, а те награждали его посильными дарами, преимущественно в виде съестных припасов. Для многих священников этот архаический обычай, напоминающий сбор дани на завоеванных землях, был тягостен. Дело усугублялось еще и тем, что почти в каждом доме батюшке и его спутникам «подносили» в честь праздника. Отказаться – значит обидеть хозяев, а не один десяток раз выпить хотя бы по глотку было равносильно употреблению нескольких бутылок разнокалиберного спиртного.

Так, нередко против воли, священнику приходилось злоупотреблять выпивкой, а пьяное духовенство, естественно, не вызывало почтения у прихожан. Как это выглядело, изображено на известной картине В. Перова «Сельский крестный ход на Пасхе» (1861), где священник и его сопровождение, что называется, лыка не вяжут.

Что касается «покоя», священник красноречиво описывает повседневные обязанности сельского батюшки:

Остается «честь». В XIX веке это понятие трактовалось так: «1. Внутреннее нравственное достоинство человека, доблесть, честность, благородство души и чистая совесть. 2. Высокое звание, сан, чин, должность. 3. Внешнее доказательство отличия: почет, почесть, почтенье, чествование, изьявленье уважения, признание чьего-либо превосходства. 4. Оказывать почтение или честь, почет, изъявлять уваженье или отдавать должные, приличные почести» (В. Даль).

Очевидно, что первые два толкования в разговоре с неоднократно унижаемыми и скорее всего поротыми мужиками употреблять неуместно, и батюшка это понимает. Поэтому «честь» он трактует как «почет».

Здесь священник затрагивает весьма деликатную проблему. Уже с конца 1830-х годов в образованных кругах русского общества наблюдается постепенное ослабление веры, что, правда, в меньшей степени затрагивало широкие народные массы. В дальнейшем эти настроения усиливались. Белинский в своем бесцензурном «Письме к Гоголю» (1847), распространявшемся нелегально, имел основания спрашивать автора «Мертвых душ»: «…Неужели же и в самом деле вы не знаете, что наше духовенство находится во всеобщем презрении у русского общества и русского народа? Про кого русский народ рассказывает похабную сказку? Про попа, попадью, попову дочь и попова работника…»