Кончаю. Дружески жму Вашу руку.Ручки Ирины Владимировны цалую. Ваш искренно: <���Роман Гуль> (Роман Борисович!)
7. Георгий Иванов - Роману Гулю. 23 июня 1953. Монмонранси.
23. VI. 1953
5, av. Charles de Gaulle
Montmorency (S et O).
Дорогой Роман Борисович,
Сегодня, 23 июня, получил «Коня Рыжего». Спасибо. О — преувеличенно — лестной надписи не буду распространяться. Я «скисняюсь», когда слышу такие выражения по моему скромному адресу. Но, разумеется, большое спасибо за такую надпись.
«Портрет без сходства» и «Контрапункт» [69] «Контрапункт» - сб. стихотворений Одоевцевой (Париж: «Рифма», 1950).
пошлем Вам, как только раздобудем экземпляры, т.е. через несколько дней. Насчет отзыва о «Коне Рыжем» – решим, с Вашего согласия так: я даю отзыв в «Новый Журнал». Вы правы, Мельгунов, по-видимому, хотел бы замять отзыв о Вас: книга «была» у него, но «кто-то ее унес». Это «не к спеху» — когда он опять вернется из Мюнхена, он книгу «поищет» и прочий сухой мандеж в том же роде. Так что мне и проще и приятней прислать рецензию к Вам. Если я буду жив и здоров — вероятно я пришлю ее Вам довольно скоро, во всяком случае до «Жизни, которая…» [70] См. примеч. 52.
Чтобы кончить с этим, удовлетворяю тут же Ваше любопытство — законное! — насчет отметок и реплик Бунина. Нет, совсем не то, что Вы думаете. Кусок из письма, напечатанный перед текстом [71] В качестве предисловия к «Коню Рыжему» напечатана часть письма И. А. Бунина к автору.
, подтверждает, что «Великий Муфтий» — в отличие от большинства нашей братии — мущина искренняя: пишет и говорит, что думает. Разница только в выражениях. Он отзывался и делал пометки в выражениях менее академических, чем в письме. И одобрения, и осуждения, сопровождались эпитетами весьма смачными. «Молодец с. с!» Или «св…. » — «вроде меня работает», чередовались еще более сильными выражениями, когда что-нибудь, как-нибудь «задевало» белых или «оправдывало» красных. Вот это последнее и было забавно: отметки делались в 1948 году [72] То есть, когда Бунины и Ивановы вместе находились в Жуан-ле-Пене.
, когда на губах Муфтия не обсохла полпредская икра и не износились подметки, на которых он шлялся на рю Гренель [73] Рю Гренель (rue de Grenelle) — на этой улице в Париже находилось посольство СССР. Осенью 1945 г. Бунин принял предложение советского посла во Франции А. Е. Богомолова и имел с ним беседу за завтраком, выразив «большую симпатию», по словам Богомолова, к Советскому Союзу, разгромившему гитлеровцев. 21 июля 1946 г. Бунин присутствовал на собрании в зале Мютюалите, где посол излагал содержание Указа Президиума Верховного Совета СССР от 14 июня «о восстановлении в гражданстве СССР подданных бывшей Российской империи, а также лиц, утративших советское гражданство, проживающих на территории Франции». По поводу слухов о благостной встрече с Богомоловым Одоевцева пишет (о дне приезда Бунина в «Русский дом» в Жуан-ле-Пене): «— Слыхали, конечно, слыхали, — обращается он к нам с Георгием Ивановым, — травят меня! Со свету сживают! Я, видите ли, большевикам продался. В посольстве советском за Сталина водку пил, икру жрал! А я, как только посол предложил тост за Сталина, сразу поставил рюмку на стол и положил бутерброд. Только успел надкусить его (это уже нечто зощенковское. — Публ.). Не стал я есть их икру и пить их водку. Это все гнусные сплетни, выдумки» (Ирина Одоевцева. «На берегах Сены», М., 1989, с. 241).
. И особенно забавно, трогательно даже — что в своей «непримиримости» он был ребячески искренен, без всякого оттенка притворства…
Хорошо. Значит, рецензию я даю Вам, на Мельгунова плюю, все в порядке. Перехожу к другому.
Это «другое» чрезвычайно взволновало нас обоих. Так взволновало, что прямо не нахожу слов. В Вашем последнем письме есть приписка: «а лучше приезжайте в Америку». И еще: «там вам будет житься не хуже, а, уверен, даже лучше, чем в Монморанси»
Видите ли, Роман Борисович, — переехать для нас в Америку значит, наверняка, не «лучше, чем в Монморанси» или вообще где бы то ни было во Франции, а значит возвращение в жизнь из (по корявому выражению Вейдле) «предсмертья» [74] Роман Одоевцевой «Оставь надежду навсегда», уже опубликованный по-французски («Laisse toute esperance», Paris, 1948), по-испански («Abadona toda esperanza», Barcelona, 1949) и по-английски («All Hope Abandon», New York, 1949). Замысел романа принадлежит Г. И., о чем Одоевцева, не называя роман, писала в книге «На берегах Сены» и о чем уже после смерти Г. И. сообщала Гулю 10 марта 1963 г.: «Ведь это он сам хотел написать "Оставь надежду", а потом отдал мне, не справившись» (BLG, Box 10, Folder 242). Тэффи, еще до выхода романа по-русски, отозвалась о нем и о его авторе в письме к Бунину от 11 февр. 1948 г.: «А роман из советской жизни ловко задумано. Молодец» («Переписка Тэффи с И. А. и В. Н. Буниными. 1939-1948». Публ. Ричарда Дэвиса и Эдит Хейбер // «Диаспора II». СПб., 2001, с. 566К
. Нам обоим здесь отвратительно — тошно. Русский Париж — кладбище с могилами не дорогими, а чуждыми [75] Этот мотив будет развит через два года в стихотворении «Нет в России дорогих могил, / Может быть, и были - только я забыл...»
, располагающими не столько вздохнуть, сколько плюнуть. Делать здесь нечего ни Одоевцевой ни мне. Короче говоря, если бы представилась возможность из «прекрасной Франции» вырваться — и я и она считали бы часы и минуты до отъезда и, сев на пароход или аэроплан, и не оглянулись бы назад.
Читать дальше