Павел Берков - История советского библиофильства

Дорожили эти книголюбы новой, советской книгой не как предметом коллекционирования, а как источником знания, средством понять великие события, участниками которых были эти читатели, способом найти ответ на жгучий вопрос: «Что сделать для развития советской культуры?»

Так зародилось в революционные годы новое, советское книголюбие. Из этого книголюбия постепенно сложилось современное советское библиофильство, претерпевшее за полвека существования ряд интересных и поучительных изменений.

Незадолго до революции в журнале «Русский библиофил» печаталась работа известного библиофила и библиографа У. Г. Иваска «Частные библиотеки в России» (56) [3] В скобках указан порядковый номер упоминаемой работы в «Списке использованной литературы», который приводится в конце книги. , представляющая алфавитно построенный словарь владельцев библиотек, находившихся в пределах тогдашней Российской империи, начиная с XV и по XX в. включительно. Автор ввел в своей перечень не только русских библиофилов, но и польских, притом таких, как король Станислав Август (Понятовский), магнаты братья Залусские и другие. Правда, У. Г. Иваск включал только тех владельцев библиотек, о которых находил печатные известия; однако — нельзя не отметить — свои источники он использовал недостаточно внимательно. Так, например, в 1902 г. в журнале «Антиквар», на который автор «Частных библиотек в России» неоднократно ссылается, сообщалось о библиотеке петербургского столяра Матвеева, состоявшей из книг исторического и беллетристического содержания. Матвеев, как указывалось в журнале, «долгие годы с любовью собирал книги и держал их в отличном порядке — переплетенными и в шкафах собственной работы» (129). Однако У. Г. Иваск не нашел нужным использовать сведения о библиотеке Матвеева, — может быть, случайно, а может быть, и принципиально, — как и о других библиофилах из демократической среды (у него нет упоминаний о библиотеке Максима Горького, поэта А. В. Кольцова, В. Г. Белинского и др.).

И все же у Иваска оказалось зарегистрированным только 1346 имен. Эти данные далеко не соответствовали реальному положению вещей как для периода до XIX в., так и для XIX–XX в., что было отмечено и редакцией «Русского библиофила» (64).

В самом конце XIX в. В. Русаков (С. Ф. Либрович), автор статьи «Библиотека в рабочем кабинете интеллигентного человека», писал: «В наши дни трудно найти квартиру интеллигентного человека, в которой не имелось бы более или менее солидной коллекции книг, не имелось бы библиотеки. Отсутствие библиотеки в доме — это как будто явное свидетельство… малокультурности лиц, занимающих данную квартиру». Далее Либрович характеризует внешний вид такой библиотеки, обычно помещавшейся в рабочем кабинете владельца: «Несколько открытых полок, прибитых к стенам кабинета, или один-два шкапа с стеклянными дверями, поставленные в кабинете, — вот и помещение для библиотеки устроено. Остается поставить на полках книги — и библиотека готова» (141).

Таких библиотек в тогдашней России было, конечно, очень много, и Либрович был прав, называя их владельцев людьми, любящими книги. В советское время число таких книголюбов возросло в сотни, может быть, и в тысячи раз. Сейчас не только в семье каждого советского интеллигента, но и в огромном количестве семей рабочих и колхозников имеются библиотеки, — пусть небольшие, но хорошо подобранные, не случайные (124). Именно на эти категории советских книголюбов рассчитаны многочисленные подписные издания издательства «Художественная литература» и издательства «Наука» (бывшее изд-во АН СССР); ими раскупаются различные серии: «Библиотека поэта», «Библиотека всемирной литературы» и пр.

Можно ли считать всех подобных собирателей домашних библиотек книголюбами, библиофилами? В широком значении этих слов, — конечно, да. Но если нельзя признать их всех библиофилами в узком значении, то несомненно, однако, что потенциально они образуют огромный резервуар, из которого во все большем количестве выделяются «собственно библиофилы», о которых и будет идти речь в дальнейшем.

Другие существенные изменения в русском библиофильстве произошли также и в предмете собирательства. Вместо прежнего «универсализма», коллекционирования «редких книг» вообще, независимо от их содержания, типичным стало в советский период, особенно в последние десятилетия, собирание книг по более или менее строго очерченной тематике, коллекционирование книг определенного содержания. Возникла специализация библиофильских библиотек: одни стали собирать книги только по истории русского революционного движения (и даже какого-то одного периода) или по историческим эпохам (книги и повременные издания эпохи Великой Октябрьской социалистической революции, эпохи гражданской войны, Великой Отечественной войны), другие по книжным жанрам (альманахи пушкинской поры, русская дореволюционная или советская поэзия, литература народов СССР или какого-нибудь одного народа в русских переводах или в оригинале, книги по русскому фольклору или специально по «мировой» сказке, т. е. сборники сказок народов мира в оригинале или в русском и в других переводах). Широкую популярность приобрело собирание книг краеведческого характера: посвященных какому-нибудь определенному городу (Москве, Ленинграду, Киеву, Казани, Одессе и т. п.) или республике, краю, области (украиника, сибирика, пермика, уралика); затем — книг о каком-нибудь одном историческом деятеле, писателе, ученом, актере (например, о Пушкине, Маяковском, Павлове, Качалове, Наполеоне, Шекспире, Гейне, Ньютоне, Дарвине, Эйнштейне, Клиберне) или вообще книг биографического содержания, вроде дореволюционной серии «Жизнь замечательных людей» Павленкова и советской с таким же названием.