Валентин Железняков - Цвет и Контраст. Технология и творческий выбор

Что же касается предметного цвета, то в жизни так же, как в изобразительном искусстве, — это понятие относительное. Потому что цвет предмета в светах один, в тенях другой, а в бликах третий.

В свое время поиски новых средств выразительности, т.е. новых формальных элементов изображения, привели того же Пикассо к его «голубому периоду» («Девочка на шаре», «Мальчик с собакой» и др.)

В этих его работах объемные формы не трансформируются в геометрические многогранники, границы между фигурами и фоном вполне реалистичны, реалистичны и границы между светами, тенями и рефлексами на самих фигурах, т.е. передача объемов в этих работах достоверна и в этом смысле иллюзорна и вполне «повествовательна». Но цветовая гармония, заложенная в соотношениях светов, теней и рефлексов, совершенно непривычна для зрителя. Известно, что объемная форма и предметный цвет любого трехмерного объекта передаются на двухмерной плоскости живописного полотна модуляциями этого предметного цвета в светах, в тенях, в бликах и рефлексах. В большой степени именно за счет этого изображение на плоскости картины воспринимается как объемное, а действие на полотне как пространственное.

Удивительно то, что зрители на упомянутых картинах Пикассо легко принимают «подмену» одного предметного цвета другим. Голубое лицо с розовыми тенями нисколько не шокирует и даже помогает воспринимать картину более эмоционально. Мы, зрители, легко принимаем «подмену» одного предметного цвета другим, легко воспринимаем новую цветовую гармонию, гармонию не естественных, а придуманных цветовых сочетаний, означающих на плоскости картины точно такие же объемные соотношения светов, теней и рефлексов. Это напоминает угадывание истинного предметного цвета и объемов знакомых предметов тогда, когда мы видим их в новой обстановке при «неестественном» (например, цветном) освещении. Наш мозг, как хороший компьютер, подсознательно все «пересчитывает» и определяет истинный предметный цвет; и все объемы, выраженные в модуляциях этого цвета, воспринимаются без всякого труда. Срабатывает один из самых фундаментальных законов зрительного восприятия — закон константности, к которому мы не раз еще будем возвращаться.

Но все дело в том, что «новая», вроде бы чисто декоративная гармония, «придуманная» Пикассо в этих картинах, отнюдь не случайна, она точно так же подчиняется общим фундаментальным закономерностям, о которых хорошо знают все живописцы. В светах и в бликах «подмененный» предметный цвет «разбеливается» точно так же, как привычный «натуральный» предметный цвет. Цветовой тон теней является дополнительным к цветовому тону светов, светлотный контраст подменяется цветовым, и наблюдается многое другое: то, что задолго до возникновения живописного авангарда успешно использовалось в творчестве Тициана, Веласкеса, Рембрандта и других великих мастеров. Они прекрасно знали эти фундаментальные закономерности зрительного восприятия цвета человеческим зрением и широко их использовали. Книга в значительной степени посвящена именно этим вопросам. Только применительно к технологии живописной работы они, эти вопросы, разрешаются довольно просто. Как пошутил один художник: «Я беру нужные краски и кладу их в нужные места картины».

Таким образом, вся проблема сводится лишь к тому, чтобы научиться правильно видеть. Работа же оператора и фотографа предполагает, кроме умения правильно видеть, еще и владение сложной современной технологией. В отличие от живописца, имеющего дело только со своим острым глазом и опытной рукой, оператор и фотограф используют сложные цветовоспроизводящие технологии, а они, как всякие сложные системы, способные стабильно воспроизводить полученные результаты, обладают определенной инерцией. Инерция — это их недостаток, являющийся продолжением их достоинства — стабильности; и тут оператор-художник вынужден, как мифический Одиссей, рассчитать так точно, чтобы невредимым проскочить между Сциллой (т.е. правильным, но творчески невыразительным изображением) и Харибдой (т.е. техническим браком, который получается от неумелой реализации интересного творческого замысла). В известном смысле он — вынужденный заложник современных технологий, и я написал эту книгу для того, чтобы на основе своего опыта и опыта моих коллег помочь ему лучше ориентироваться, чтобы не растерять свою творческую индивидуальность в лабиринтах технологии.

Что же касается иллюзорности, то с ней тоже все не так просто; сюрреализм использует ее как сильное выразительное средство, а что касается кино, фотографии и в особенности телевидения, то иллюзорность, фотографичность здесь часто понимаются как синонимы высокого технического качества изображения. Разумеется, любое произведение изобразительного искусства как бы перевоссоздает реальность в соответствии с замыслом автора, но для фотографии, кино и телевидения степень и мера этого перевоссоздания совсем иные, чем для живописи. Эта мера обусловлена естественными границами между различными видами изобразительного искусства.