Сергей Пушкарев - Российское церемониальное застолье. Старинные меню и рецепты императорской кухни Ливадийского дворца

Даже зимой живые цветы украшали обеденный стол. Так, в 1828 г. на маскараде в благородном собрании столы благоухали цветами, в том числе – ландышами, «ужинавшие дамы срывали сии цветы, украшали ими грудь свою».

Обязательным элементом сервировки стола были вазы с фруктами. В связи с тем что фарфоровая посуда «прижилась» намного позже, чем в Европе, предпочтение отдавалось посуде из серебра.

По словам современника, «во всех землях, куда проникает европейское просвещение, первым делом его бывают танцы, наряды и гастрономия».

В начале XIX столетия некоторые дворяне еще помнили время, когда обед начинался в полдень.

Обеду предшествовал закусочный (холодный) стол, который накрывали в гостиной, примерно за четверть часа до того, как садились за стол, слуги подавали на подносах тарелочки с икрой, с копченой рыбой, сыром, соленым мясом, сухариками, печеньем, гостям предлагали также настойки, вермут, венгерское вино.

В некоторых русских домах придерживались французского обычая сервировать закуски на подносах, которые подавались гостям прямо за столом. Так, во время одного из приемов, проходивших в начале 40-х гг. в имении А.В. Браницкой Белая Церковь, обед начался с «…холодной ветчины, нарезанной ломтиками, которую обносили вокруг стола на большом блюде. За ветчиной последовал pâté froid [1] , потом салат, потом кусок пармезанского сыра».

Когда лакей принес на стол вазу с супом, в зал вошла графиня и села на свое место. Таким образом, «ветчина, пирог, салат и сыр, не говоря о шампанском и донском вине, не составляли обеда, а только как бы прелюдию к нему, предисловие и прибавление к работе более серьезной».

Русский обычай сервировать закусочный стол в гостиной стал популярен во Франции в 60-х гг. XIX столетия.

В начале XIX столетия появление десерта за обеденным столом свидетельствовало о завершении трапезы (во второй половине XVIII столетия «десерт за обедом не подавали, а приготовляли, как свидетельствует Д. Рунич, в гостиной, где он оставался до разъезда гостей»).

В записках английского путешественника содержится любопытное свидетельство о его пребывании в имении А.В. Браницкой: «К счастью, мне показалось, что обед приближался к концу, и вид жаркого из дичи дал мне знать, что скоро появится десерт. <���…> Скатерть не сняли со стола, как принято в Англии».

Обязательной принадлежностью десертного стола, помимо фруктов, конфет, всевозможных сладостей, было мороженое. На одном из обедов в доме З.И. Лебцельтерн, урожденной графини Лаваль, мороженое подавалось «в вазах изо льда, они казались сделанными из литого стекла и были очень красивой формы».

После обеда следовало примерно час не покидать хозяев, гость уходит незаметно, а не ранее 3 и не позже 7 дней после обеда выражает свою признательность визитом.

За стол садились не только родные и знакомые, иногда за столом оказывались совершенно незнакомые хозяину люди. В Петербурге такие столы бывали у графа Шереметева и графа Разумовского. «К одному из них повадился постоянно ходить один скромный искатель обедов и чуть ли не из сочинителей. Разумеется, он садился в конце стола, а также, разумеется, слуги обходили его как можно чаще. Однажды… он почти голодный встал со стола, в этот день хозяин, проходя мимо его, в первый раз заговорил с ним и спросил: «Доволен ли ты?» – «Доволен, ваше сиятельство, – отвечал он с низким поклоном, – все было мне видно».

Князь Н.В. Репнин был одним из блистательных вельмож века Екатерины II. В день рождения Екатерины Великой Репнин дал праздник для трех тысяч гостей. Двадцать пять поваров едва успевали готовить кушанья. Комнатные дворяне стояли за креслами Репнина, прислуживая при столе и разрезая в воздухе подаваемых пулярок. Многие из вельмож, чьи празднества пользовались известностью в Петербурге, выйдя в отставку, переселялись в Москву, славившуюся своими партикулярными балами. Они отличались присущим Первопрестольной хлебосольством. «В старой Москве, – писал П.А. Вяземский, – живали и умирали тузы обоего пола».

После кончины императора Павла Петровича в Москву стали возвращаться те, кто не по своей воле покинул Первопрестольную. «Тут возобновилась жизнь радушная, приветливая, полная широкой ласки и неугомонного хлебосольства. То не была жизнь магнатов-вельмож Потемкиных, Орловых, Нарышкиных, ослеплявшая блеском и давившая роскошью. По дошедшим до меня преданиям, это была жизнь просторная, русская, барски-помещичья, напоминавшая времена допетровские», – писал В.А. Соллогуб. Молодежь на московских праздниках весело танцевала, старшее поколение рассаживалось за карточными столами, стол был открытый и весьма щедрый. У В.С. Шереметева были постоянные завтраки, после которых подавалось до 30 саней и гости объезжали все московские улицы. Англичанин Ж.К. Пойль, гостивший в Москве в начале XIX в., писал: «Московское гостеприимство со своими балами совершенно нас заполонило. Ни одного дня не имею роздыха для моих страннических ног». Современники вспоминали и такое событие, когда, казалось, вся Москва собралась на балу у А.С. Небольсиной по случаю ее именин. Экипажи приглашенных тянулись вдоль всей Поварской до Арбатских ворот, весьма оригинальный подарок преподнес хозяйке граф Ф.В. Ростопчин. Узнав, что она любит «пастеты», он прислал «преогромный пастет, будто бы с самою нежною начинкою». Восхищенная вниманием графа, знаменитая балерина приказала вскрыть «пастет», и вот показалась из него прежде всего безобразная голова Миши, известного карла кн. Х, <���…> а потом вышел он весь с настоящим пастетом в руках и букетом живых незабудок», – вспоминал С.П. Жихарев.