Сергей Пушкарев - Российское церемониальное застолье. Старинные меню и рецепты императорской кухни Ливадийского дворца

В середине XVII в. большие и знаменитые монастыри имели обыкновение присылать царю огромный черный ржаной хлеб как благословение, часть от хлеба отцов духовных. «Причина, почему они дарят этот черный хлеб, та, что он у них в большей чести и что от употребления его в пищу получается благословение. Поэтому первое, что кладут на стол за трапезой царя, есть этот хлеб. Также большинство их подарков своим вельможам состоит из этого хлеба; они говорят, что этот их хлеб издревле и что прежде они не знали пшеницы». В начале угощения за царским столом стольники подносили «царю большие продолговатые хлебы, которые он рассылал для раздачи всем присутствовавшим: сначала патриархам, которые при этом кланялись ему. Потом всем вельможам, из коих каждый вставал с своего места и кланялся ему издали… Таков у них обычай за столом. Смысл его такой: «Всякого, кто ест этот хлеб и изменит мне, оставит Бог». «Первое, что все вкусили, был этот хлеб с икрой». Сходным образом на частных обедах в Москве гостям передавал хлеб перед обедом хозяин дома.

«Соль тоже требовала бережного обращения. В прошлом, по-видимому, хозяин сам солил общую еду. Можно было также отсыпать себе немного соли на скатерть, но ни в коем случае не обмакивать хлеб в солонку, так как «только Иуда в солоницу хлеб макал». Это поверье восходит к известному евангельскому эпизоду и его иконографическим версиям (Мф., 26: 23; Мк., 14: 20; Иоанн, 13: 21 – 27). Соблюдаемое поныне правило – не брать соль из солонки руками – в народной традиции тоже связывалось с образом Иуды. «Кто берет соль из солонки пальцами, а не ножом или «цавьем» ложки, того смело можно считать тайным врагом дома, «юдашом околелым». По легенде, от Пасхи до Вознесения Иисус Христос ходит по земле, и он посещает только те дома, в которых соль отсыпают на стол, потому-то Христос якобы никогда не обмакивал хлеб в солонку», – отмечают в своем исследовании А.А. Байбурин и А.А. Топорков.

Особым почетом на Руси пользовалась каша. Древняя Русь знала такие злаки, как пшено, ячмень, рожь и просо. В зимнее время каша – основное блюдо, она спасала от голода, горячей кашей грелись, лечили простуду.

В знак мира вожди враждующих племен ели кашу из одного горшка. В Древней Руси свадебный пир называли «каша». Если род невесты был по происхождению и положению выше рода жениха, то кашу варили в доме отца невесты.

Повивальная бабка приносила на крестины один горшок с вкусной кашей, а другой с пригорелой или пересоленной, последней угощали отца ребенка, чтобы он испытал, как было тяжело его супруге.

В память об ушедших из жизни на тризнах варили кутью.

Одно из первых упоминаний о церемониальном застолье Киевской Руси выглядит весьма драматично.

Княгиня Ольга, желая отомстить древлянам за смерть мужа, устроила тризну на его могиле. «Посем седоша древляне питии, и повеле Ольга отроком своим служити пред ними… И яко упишаяся деревляне, повеле отроком своим пити на ня, а сам а отъиде кроме, и повеле дружине своей сечи деревляны». Выражение «пити на ня» переводят как «пить за их честь», но, учитывая контекст, можно думать, что оно здесь связано и с погребальной обрядностью и значит в переносном смысле также «пить за смерть или на смерть» древлян. С.М. Соловьев не исключал даже, что в Древней Руси существовал «обычай пить в погибель кому-нибудь, как пить за здравие».

И все же пир – это прежде всего символ единения. Именно такие застолья устраивал князь Владимир. Приглашение за княжеский стол – знак особого уважения к гостю, дружинники, пирующие с князем, не только его ближайшие помощники, они друзья. Князь – первый среди равных.

Несмотря на то что столы буквально ломились от яств, участникам трапезы следовало помнить, что христианские проповедники осуждали обжорство не только как бытовой порок, но и как остаток языческого культа. «Кто сядет есть, не умывши руки и не помолившись, то этот человек съедает в три раза более, чем ему полагается, потому что это будет есть не он, а с ним сидящие домовые, лессовые и проч.».

Стали тут пить, есть, прохложатися,

А Тугарин Змеевич нечестно хлеба ест:

По целой ковриге за щеку мечит,

То ковриги монастырския;

И нечестно Тугарин питья пьет:

По целой чашке охлестовает,

Котора чаша в полтретья ведра.

Кстати, в самом образе Идолища видят иногда отражение воспоминаний о языческих идолах. «Обжорство Идолища, пожирание целого быка, коровы, птиц и огромного количества питья нам кажутся поэтическим отголоском древних языческих жертвоприношений», – писал известный фольклорист Б.М. Соколов. Оставшуюся после пира еду не выбрасывали. Когда на одном из пиров князь Владимир увидел, что гости не осилят угощения, он приказал развозить по городу и раздавать «прохожим ковриги хлебов, вареное и печеное мясо, дичь и рыбу… Дворовые запросто высыпали в рубахи и фартуки горожан корзины фруктов и овощей, а уж мед и квас пили тут же, на улицах, черпая их без меры из широких бочек». Великие князья не гнушались подчевать простой люд, таким образом княжеский пир становился народным.