Людмила Сараскина - Фёдор Достоевский. Одоление Демонов

В течение всего марта Достоевский бился над Князем, видя его «новым человеком», способным «разбивать кумиры и сожигать корабли». Однако постепенно становилось ясно, что геройские поступки вроде женитьбы на бесприданнице или отказа от наследства для него мизерны и простоваты. Что‑то надо было делать с ускользающим Князем и рассыпающейся интригой.

«Кабы от кого‑нибудь ему пощечина. Он бы дрался и не стрелял от презрения», — записывал Достоевский.

«Слава о нем в городе и везде (еще прежняя, отроческая) как о развратном, безобразном, нагло оскорбляющем человеке. (Один чиновник, которого он побил, один муж, женатый на растленной им…)»

Князь А. Б. — с такими инициалами появился он впервые в черновиках [7] Может быть, поначалу Князь А.Б. действительно ассоциировался у Достоевского с Андреем Болконским (как предполагает, например, Ю.Ф. Карякин, писавший о сближениях «Бесов» с «Войной и миром»); однако весьма скоро возможное сходство было полностью утрачено. из умеренного и порядочного молодого человека начал преображаться в бретера и дуэлянта, коварного соблазнителя и дерзкого прожигателя жизни. Загадочность и неуловимость его облика осложнялись еще и тем, что до самых последних мгновений влюбленные в него женщины не могли определить наличие у Князя ответного чувства. По этому поводу Достоевский сделал специальное примечание: «Колебание, и в этом сладость романа», — прекрасно сознавая, что вероломство героя в делах любви идет только на пользу сюжету. Таинственный герой, высокомерный аристократ, внимательно присматривающийся к нигилистам, выставлялся теперь как их тайный и заклятый враг.

Интрига складывалась.

Время от времени Князю придавались высокие мысли и его окружали высокие духовные лица. Однако вернее, и интересней всего выходило, когда он держал себя как человек, которому скучно, избегал «идейных» людей — нигилистов или церковников, — но в самом себе не мог найти никаких моральных оснований. Идея автора все больше сосредоточивалась на герое, который сознавал, что ему недостает почвы.

В середине апреля именно такой сплав характера — блистательное, но скучающее НИЧТО — настолько заворожил Достоевского, что, убрав из сюжета церковного деятеля с ортодоксальными мыслями о России и православии, он решил: «Голубова (то есть церковного деятеля, который должен был благотворно влиять на Князя в вопросах веры. — Л. С.) не надо. Выходит так, что главный герой романа Князь». Убеждая себя, что персонаж, который ко всему приглядывается, всех воспламеняет до энтузиазма и фанатизма, но сам ни во что не верит и остается равнодушным даже к убийствам, и есть искомый герой, Достоевский снова записывал: «ИТАК, ВЕСЬ ПАФОС РОМАНА В КНЯЗЕ, он герой. Всё остальное движется около него, как калейдоскоп. Он заменяет и Голубова. Безмерной высоты».

Через месяц, в мае, эта фантастическая запись, уже, видимо, не терпящая существенных коррективов, обогатилась лишь оттенками: теперь, после того как масштаб личности Князя был задан, оставалось только добавить привлекательные детали — например, обаяние и победительность.

Какая участь, однако, ему готовилась?

На этот счет сомнений у автора не было — он поднимал Князя на «безмерную высоту», а затем безжалостно с ним расправлялся. На одной и той же странице рабочих записей герой витийствовал, воспламеняя своих адептов «огромностью идей», и кончал с собой; кончина его была мрачна и ужасна: «Гражданин кантона Ури висел на веревке, спрятавшись между шкафом и комодом».

Спустя еще месяц, в июне, Достоевский записывал новую программу для Князя. Оставляя за ним великий ум и высокие порывы сердца, он резко снижал итоговую характеристику: «В РЕЗУЛЬТАТЕ: ИСПОРЧЕННЫЙ БАРЧУК И БОЛЬШЕ НИЧЕГО. ОДИН ЛИШЬ БЕСПОРЯДОК». Тем не менее для него сочинялись пламенные речи и вдохновенные монологи, отдавались самые дорогие идеи. Князь в черновых заметках начала лета 1870 года выступал в роли «власть имеющего» публициста и общественного деятеля, предвосхищая заветные мысли будущего «Дневника писателя». Автор не жалел своих интеллектуальных откровений и идейных приоритетов. «Я сам знаю, — говорил Князь, — что атеист не может любить Россию. Это моя мысль. Я еще нигде ее не встречал».

В конце июня, достаточно натренировав своего героя в философских дискуссиях, Достоевский озаботился и его интимной сферой. «ВОПРОС: Обдумать отношение Князя с женщинами…» Имелись в виду две героини — Воспитанница и Красавица, и предполагалось, что герою придется соблазнить обеих. С того момента, как на листах тетради, помеченных заголовком «Фантастическая страница», появилась заметка: «NB) Он должен быть обольстителен», Князь вступил в ту фразу своего развития, к которой, по интуиции автора, он и должен был рано или поздно прийти.