Людмила Сараскина - Фёдор Достоевский. Одоление Демонов

Он действительно так никогда и не съездил по «восточному» маршруту — «последнее влечение» лично для него пропало втуне. Но он также не остался за границей навсегда и не погрузился без остатка в игорную страсть.

Выходило так, будто автор намеренно отдавал демоническому Князю то немногое, что оставалось у него за пределами обыденной жизни. И это, по всей видимости, была лишь первая добровольная жертва в пользу героя.

12 Ноября 1921 года, в день столетнего юбилея Достоевского, произошло событие, которое для его биографов стало поистине эпохальным: был вскрыт переданный из Гохрана за № 5038 ящик из белой жести с бумагами писателя. В ящике содержалось 23 предмета — записные тетради, деловые документы, свертки с письмами. Одна из тетрадей имела надпись по — французски: «En cas de ma mort ou une maladie grave» («B случае моей смерти или тяжелой болезни»); здесь находились деловые распоряжения А. Г. Достоевской, перечень и место пребывания записных книжек Достоевского с черновыми материалами.

В списке бумаг (одни из них лежали здесь же, в жестяном ящике, другие давно были сданы на хранение в Исторический музей) значилась и тетрадь с вклеенными в нее пятнадцатью корректурными оттисками к роману «Бесы». На первой ее странице рукой Анны Григорьевны было написано: «В этой тетради (в корректурных оттисках) находится несколько глав к роману «Бесы», которые не были включены Ф. М. Достоевским в роман во время печатания его в „Русском вестнике”» [6] Документы по истории литературы и общественности. Вып. первый. Ф.М. Достоевский. М.: Изд-во Центрархива РСФСР, 1922. C. VII. .

Вклеенные в тетрадь корректурные листы сплошь — и на полях, и в тексте — были испещрены огромным множеством авторских помет и вставок. После обнародования документов из перечня Анны Григорьевны вышла наружу драматически захватывающая ИСТОРИЯ ЗАМЫСЛА.

…Итак, осенью 1870 года, объясняя Каткову причины нарушения своих обязательств «Русскому вестнику», Достоевский написал: «Я сел за поэму об этом лице потому, что слишком давно хочу изобразить его». Что означало это признание в свете черновых материалов к роману и в творческой биографии писателя?

Во — первых, хотелось убедить издателя в том, что такого героя у него, у Достоевского, прежде не было: «хочу изобразить» подтверждало, что «еще никогда не изображал».

Во — вторых, выражение «слишком давно хочу» должно было обозначить то состояние творческого возбуждения, когда писатель, не в силах более противиться мучившему его замыслу, садился за работу, ибо не мог не писать.

В — третьих, адресуясь к издателю и рассчитывая на его благожелательную реакцию, Достоевский представлял дело таким образом, будто давно и точно знал, о ком пишет, и далеко продвинул работу.

Между тем утверждение «сел за поэму об этом лице» — если судить о самом лице по черновым материалам рабочих тетрадей — могло относиться только к разработкам образа, датированным августом 1870 года: ранее (зимой, весной, а также в июне и в июле) Князь как прообраз Ставрогина имел очень мало общего с его августовской программой. Под пером сочинителя — Достоевский то и дело записывал в тетрадях нотабене «подсочинить сюжет», «много работы над характером» — Князь менялся буквально каждый месяц.

Персонаж январского образца мало или совсем не походил на центрального героя романа. Сын крупных землевладельцев, богатый, но безалаберный аристократ, он сглупа завел связь с Воспитанницей, проживающей в доме деспотической княгини, его матери. «Девочка отдалась даже безо всякого сопротивления и кокетства» и забеременела. Главный подвиг Князя должен был состоять в том, что он, будоража общественное мнение, решался жениться на обесчещенной им бедной девушке, отказываясь от предназначенной ему в невесты богатой Красавицы. Подверженный бурным, но житейски заурядным страстям, Князь оказывался вполне ординарной натурой — ревновал, завидовал удачливому сопернику, оскорблял его пощечиной и, страдая от любовных неудач, готов был даже застрелиться.

В феврале Князя все еще не оставляли разные неприятности — ссоры с матерью, отказ Воспитанницы; получено было также дикое письмо Красавицы, намекавшее, что он «опоздал приехать». Нелепость письма усиливалась тем фактом, что Князь ничего и не предлагал Красавице, когда встретился с ней после продолжительной разлуки.

К началу марта, все еще вялый и индифферентный, Князь обретал сильные жизненные импульсы, стремясь проявить себя не только на любовном, но и на общественном поприще. «Князь и Воспитанница — новые люди, выдержавшие искушение и решающие начать новую, обновленную жизнь». Князю вменялся упорный труд, придавался волевой характер, смягчаемый грустной, застенчивой душой. Ему предписывалось довольствоваться участью простого, доброго, славного и незнаменитого человека, чтобы являть собой скромный идеал «настоящих, хороших людей». Правда, весьма скоро выяснилось, что характер Князя — ревнивый, упрямый, гордый, настойчивый, подверженный сомнениям — противится назначенной роли. Не удался и аристократический мотив: явившись в облике «нового боярина», ненавидящего современный порядок и проповедующего честность, бедность и труд, Князь при всем своем сословном высокомерии тем не менее оставался лицом пресным и скучным — даже когда автор захотел придать ему некоторое сходство с Дон Жуаном и Ноздревым.