Богомил Райнов - Массовая культура

Если это лишь часть данных о прибылях в одной стране, можно себе представить, какова сумма доходов от всей порнографической продукции в мировом масштабе. Ведь производство эротики сегодня на Западе — одна из важнейших отраслей капиталистической индустрии, пожинающей плоды за счет интересов нормального человека, спекулирующей на естественных человеческих влечениях и бессовестно переделывающей эти влечения в эротоманию. «Эротическое возбуждение, — пишет профессор из Сорбонны Владимир Янкелевич, — в сущности, искусственное возбуждение, постоянно подогреваемое и искусственно поддерживаемое индустрией порока. Ведь эротизм — это такая же отрасль индустрии, как туризм, производство граммофонных пластинок или модной одежды. Он вовлекает в свою орбиту огромные капиталы, предполагает более или менее нелегальные связи с аферистами, затрагивает самые разнообразные интересы, перекачивает деньги из одних карманов в другие. Легко с марксистских позиций проанализировать эротизм в нашем меркантильном обществе». Эти слова знаменательны как вывод именно потому, что они принадлежат буржуазному философу. Действительно, лишь марксистский анализ, вскрывающий экономические закономерности, а отсюда и социально-политические тенденции, в состоянии выявить глубокую сущность процесса сексуализации в западном мире, — сущность, которая искусственно вуалируется и лицемерно прикрывается многочисленными теориями и всевозможной фразеологией, начиная с бонвиванского либерализма «Плейбоя» и кончая экстремистскими воплями о «сексуальной революции».

Поборники «сексуальной революции» ссылаются на происходящую якобы естественную эволюцию нравов, освобождение человека от многовековых запретов, от сковывающих и уродующих индивида аскетических норм христианской морали, мещанской морали и морали вообще. Но ведь проблема не исчерпывается тем, против чего ведется борьба, а включает в себя и такую «маленькую» подробность: во имя чего она ведется. И если задача состоит в том, чтобы разгромить церковно-христианский антигуманизм, дабы утвердить кредо столь же антигуманного сексуального разгула, мы не можем испытывать симпатии к подобного рода идее. Когда тягостные ограничения заменяются произволом, когда на место излишней стыдливости приходит наглое бесстыдство, когда тайна интимной жизни превращается в нахально разложенный и предлагаемый на каждом углу товар, когда естественная необходимость перерастает в разврат, в противоестественные бесчинства, уместно спросить: какова в конечном счете ценность такого освобождения и не является ли это освобождение освобождением человека от всего человеческого?

Позиция художника-реалиста по отношению к проблеме интимных отношений между мужчиной и женщиной всегда определялась не только желанием воссоздать их такими, как они реально существуют, но и стремлением помочь их дальнейшему развитию к более совершенным формам общения. Идеал действительно человеческого и гармонического общественного устройства включает в себя и нравственный критерий в этом самом элементарном и первоосновном проявлении социальности — соединении двух существ в человеческую пару, играющем важную роль в их дальнейшей жизни и призванном превратить их в творцов и продолжателей жизни. Конечно, вполне нормально, что в основе этих отношений лежит определенное физическое влечение. Но если физическое влечение является единственным мотивом, у них есть все основания оказаться кратковременными и обязательно быть с самого начала примитивными и неполноценными.

Художники-реалисты — от классиков XIX века до мастеров социалистической литературы и искусства, — не обходя эпизодов физических взаимоотношений, всегда сосредоточивали основное внимание на моментах их социально-психологической природы именно потому, что не биологизировали отношения человеческой пары как отношения между двумя животными. Одновременно с этим и в соответствии со своими гуманистическими взглядами на общество и общественное развитие художники-реалисты обращались к изображению порока с единственной целью разоблачить его и всегда при этом сохраняли чувство правды и меры, без которых картина порока легко может превратиться из момента отрицания в элемент соблазна. Подобными побуждениями, а не требованиями лицемерного буржуазного пуризма определяется и сдержанность, которую проявляет реалист при изображении сексуально нормальных взаимоотношений. Преувеличенный интерес эротомана к этой материи является вовсе не выражением действительного интереса к человеку, а лишь уродливым вариантом подобного интереса, точно так же, как обжорство — уродливый вариант естественной потребности в еде.