Частный дом в классической Греции являлся основной формой жилья. Конечно, в источниках упоминаются несколько коллективных домов в Афинах в IV веке, которые назывались синойкией, в противоположность типичному дому, ойкии. Но это было исключением, и высокие дома в несколько этажей получили свое развитие лишь в Риме. Некоторые богатые люди жили в больших многокомнатных виллах с большими дворами с портиками и садами, например, Калий, у которого Сократ встретился с Протагором в диалоге Платона. Но роскошь тут была еще умеренной: напольные мозаики, самые древние из известных нам, обнаруженные в Олинфе в самых богатых домах, были выложены из черной и белой гальки безо всяких изысков. Стены белились известью либо покрывались цветной штукатуркой с незамысловатым узором. Лишь Алкивиад, фигура настолько же богатая, насколько и эксцентричная, мог позволить себе украсить стены своего дома фресками. Из мебели были сундуки, кровати, столы, стулья и табуретки, а также ковры и занавеси, зачастую привозимые с Востока. Помимо обычной глиняной посуды местного производства в богатых домах имелась расписная керамика высокого качества и металлические вазы, главным образом из бронзы и серебра, которые были большой роскошью для стола. Во всяком случае, опись имущества Алкивиада, проданного после его обвинения в процессе по делу о мистериях, сохраненная в современной записи, не создает впечатления о необыкновенной роскоши. Мы понимаем, что имел в виду Сократ в платоновском «Алкивиаде» (123 b и далее), когда подчеркивал огромную разницу, разделявшую греческих богачей и восточных монархов. Вплоть до классической эпохи истинная роскошь была достоинством богов.
* * *
В городе, как и в деревне, основную массу ручной работы выполняли рабы. В первую очередь они занимались хозяйством в каждом доме, где минимальный штат рабов казался просто необходимым: одни лишь нищие (или, начиная с IV века, философы-киники) не имели рабов вообще. Помимо домашних дел, рабы также обеспечивали рынок ремесленных предприятий, поскольку о промышленности можно говорить лишь в нескольких очень редких случаях. В качестве исключительного примера можно назвать оружейную мастерскую, которую содержали оратор Лисий и его брат Полемарх в Афинах в конце V века. К тому времени, как при Тридцати тиранах имущество братьев было конфисковано, в их мастерской работало 120 рабов и их запас составлял 700 щитов, по словам самого Лисия («Против Эратосфена» 19).
Уже их отец, сиракузянин Кефал, слыл в Афинах одним из самых богатых людей, по сведениям Платона, который говорит о нем в самом начале «Республики». Зато у огромного числа ремесленников и торговцев трудилось несколько рабов. Человек, который, как инвалид Лисия, занимался мелким ремеслом безо всякой рабской рабочей силы, был действительно близок к нищете.
Впрочем, к ручной работе относились в определенной степени презрительно: сам термин, обозначающий рабочего, банаос, имеет негативный оттенок, как и слово kapelos, обозначающее мелкого торговца. Тот, кто занимался подобной деятельностью, даже если это настоящее искусство, не пользовался уважением в греческом обществе, даже самом демократичном, например в Афинах. Настоящее занятие, достойное свободного человека, как это хорошо видно у Платона, — это участие в общественных делах: молодежь из знатных семей, окружавшая Сократа, не имела другого устремления, а «либеральное» образование, которое они получали, специально готовило их к этому или, по крайней мере, претендовало на такую подготовку, что Сократ поставил под сомнение. Несколькими годами позже Геродот отметит, что эллины в подражание, как он предполагал, египтянам, считали ручной труд менее почетным (II, 167): в Лакедемоне, уточняет он, это предубеждение было особенно сильным, а в Коринфе — самым слабым. Известно, что в Афинах один из законов Солона предусматривал наказание любого праздного гражданина: но мы не знаем точно, как определяли праздность, и складывается ощущение, что этот закон не изменил общественного отношения к ручному труду. Эти идеи развивались с гомеровских времен: действительно, в «Одиссее» неоднократно подчеркивается мастерство главного героя, чья изобретательность позволяет ему не только командовать войском, но и соорудить кровать, и ни в глазах поэта, ни в глазах слушателей царь Итаки нисколько себя этим не унижает — совсем наоборот! Несомненно, тут речь идет не о работе за деньги, которая в глазах классических греков являлась мало достойной уважения, а о независимой деятельности. Тем не менее, если сравнить восхищение Гомера перед плотом или кроватью Одиссея, с презрением, с которым Калликл в «Горгии» Платона (512 с) высказывается в адрес мастерства инженера, мы увидим, насколько со временем изменилось это отношение.
Читать дальше