Фаина Гримберг - Андрей Николаевич на рандеву, или ниспровержение прототипов

Вероятно, некоторое представление о ритуалах оформления пары“ нам могут дать известные „сокровища скифских курганов“. Вспомним хотя бы великолепное изображение IV века до н.э. (Крым). Двое воинов, нежно припав друг к другу, держат один сосуд в форме рога. Они как бы трутся носами (у многих этнических объединений подобное трение носами играло роль… поцелуя), лица замерли в этом выражении блаженного экстаза. И, разумеется, для скифских изображений характерна именно „пара“…

Но вернемся все же на болгарскую свадьбу… Наконец приходит время дружине жениха отправляться за невестой. Еще в начале XX века „поезд жениха“ представлял собой некое „воинское объединение“ — нарядные вооруженные мужчины двигались верхом под гром выстрелов (сабли уже вышли из домашнего обихода). Гремят барабаны и трубы, вьются стяги. Поезд жениха традиционно именуется „поход“, „войска“. Иногда перед выступлением исполняется общий мужской танец (бытующий у многих народов), вариант разомкнутого хоровода, некоего общего мужского объятия — мужчины танцуют, крепко обняв друг друга за плечи. В этот танец зачастую входит и мотив парности: выступив из хоровода двое юношей имитируют как бы поединок, некое соревнование в прыжковой технике, и завершают короткий парный танец объятием…

Е.М. Мелетинский полагает свадьбу достаточно молодым ритуалом. Что касается балканской свадьбы, то вполне возможно предположить, что ритуалы предсвадебной обрядности, связанные с женихом, и представляют собой дружинную в основе своей обрядность. Вспомним снова мотив профанации брака гетеро, который отчетливо прослеживается в поздних „солдатских“ песнях — „настоящей женой“ оказывается сабля, пушка, ружье. Любопытно было бы проанализировать, насколько профанируются при этом возможности сугубо сексуальной реализации отношений гетеро. Несомненно, что чем более древен текст или обряд, имеющий в своей основе воинскую, дружинную обрядность, тем более должны быть в нем выражены мотивы осмеяния репродукции, репродуктивного цикла; то есть мотивы издевательства над сексуальными отношениями, приводящими к деторождению, осмеяние беременности, лактации…

Четко ощущаются эти мотивы опять же в балканских „ряжениях“. Балканские ряженые — непременно „чета“ — дружина. Изначально это, конечно, мужская (или — редко — девичья) дружина. Смешанные хождения начинают практиковаться лишь с конца первой половины XX века. Ряжением сопровождаются многие праздники, практически любая обрядность включает в себя появление дружины ряженых. Дружина обходит село, жители обязаны „по обычаю“ предоставить ей пищу. Еще в двадцатые годы XX века практиковался уход дружины за пределы „своего“ населенного пункта и столкновения, драки дружин разных деревень. В составе дружины непременно оказывались мужчины, переодетые в женское платье и с достаточно грубой откровенностью и несомненным издевательством изображающие беременность, роды, кормление грудью… Любопытно, что в некоторых местностях Западной Болгарии „глава дружины“ выводил из толпы на улице, или из дома, куда вошли дружинники, юношу или подростка, и вынув деревянный большой фаллос из-под одежды совершал прилюдно имитацию coitus per anum; после чего молодой человек присоединялся к дружинникам. Иногда подобный фаллос заменялся деревянной саблей (вспомним песенный перевертыш, где сабля, ружье — это „жена“). Игровой мотив „воскрешение убитого“ включает в себя момент, когда один „дружинник“ дует другому ниже спины…

Но если уж мы забрались на Балканский полуостров, побудем там еще немного. Конец ХVIII — первая половина XIX века характеризуются в Османской империи политической нестабильностью. В результате сформировались разбойничьи банды — „четы“, дружины, грабившие мирное население. Попытки многих болгарских, югославских, советских историков преобразить в своих трудах разбойников-дружинников в „борцов против ига“ совершенно не выдерживают критики. Слишком многочисленны фольклорные свидетельства наподобие следующего:

Знаю я все горные дороги.

Жду купцов сараевских в засаде,

Отбираю серебро и злато,

Бархат и красивые одежды,

Одеваю я себя с дружиной.

Научился я сидеть в засаде,

Гнаться и обманывать погоню…

Если русские „разбойничьи“ песни — отголосок „дружинной древности“, то в песнях балканских много интересных живых подробностей ввиду фактически недавнего бытования архаизированных структур четнического, гайдуческого дружинного полководчества.