Джон Уайтхед: Серьёзные забавы

Странное чувство испытываешь в церкви св. Троицы в Стратфорде-на-Эйвоне, где похоронен Шекспир. И не только из-за близости к могиле величайшего из великих. Читаешь строки эпитафии, выбитые по его просьбе на могильном камне… В них — и мольба о вечной памяти, и боязнь, что вдруг кто-то вздумает потревожить его покой. Начинаешь теряться в догадках, смущавших не одно поколение шекспироведов. Не придуманы ли эти слова, чтобы скрыть какую-то тайну? Может быть, не такой уж это праздный и нелепый вопрос: а существовал ли в действительности драматург Уильям Шекспир?

Что и говорить — пробелов, неясностей, поразительных совпадений в жизни Шекспира немало. Его пьесы поражают философской глубиной, блеском эрудиции, игрой интеллекта. Они рисуют образ человека отменно начитанного, обладавшего прекрасной филологической памятью, удивительно тонко чувствующего. А ведь Шекспир, как мы знаем из его довольно скупой и сбивчивой биографии, был сыном стратфордского перчаточника и уж никак не мог похвастаться образованием. Младший современник Шекспира, драматург Бен Джонсон писал, что Шекспир «мало знал латынь и еще меньше греческий». Однако в его произведениях немало ссылок на древних. История жизни Шекспира сама толкает к сомнениям: родился и умер в один и тот же день — 23 апреля; его почерк известен только по нескольким подписям на деловых бумагах; лицо — по малодостоверным портретам. И в его творчестве загадка громоздится на загадку. Одна из самых хитроумных: кто же была «смуглая леди» сонетов Шекспира? Сколько раз исследователи торжественно объявляли, что ответ найден, но каждый раз, как нарочно, находились веские возражения и кандидатура вновь отклонялась по литературным, историческим или социальным соображениям.

Претендентов на роль автора «Гамлета», «Макбета», «Зимней сказки» было немало. Среди них — писатели, политики, лорды, сама Елизавета I. Надо сказать, их ряды не слишком оскудели и по сей день. В числе наиболее именитых — блистательные современники Шекспира: драматург, неутомимый путешественник, один из самых отчаянных людей своего времени Кристофер Марло, биография которого пестрит «белыми пятнами»; философ, видный политический деятель Фрэнсис Бэкон.

Этот извечный вопрос дал название одной из глав книги Джона Уайтхеда: «Шекспир, Бэкон, Марло — кто же?» Может показаться странным, что классическая литературоведческая проблема вошла в книгу об истории мистификации. Но ведь если бы поверить всерьез, что Шекспир — лишь маска, это была бы самая величайшая мистификация в литературе всех времен и народов.

Великий спор о Шекспире в XX веке занимает не только исследователей-филологов. Покинув академические пределы, он вошел в плоть литературы нашего века. Начало этому, вероятно, положил Джеймс Джойс в самом своем известном и самом спорном романе «Улисс», где впервые история и быт оказались столь плотно соединены с мифом. Одна из глав в черновом варианте по аналогии с Гомером называлась «Сцилла и Харибда». Здесь Джойс подробно, проявив недюжинную эрудицию, изложил суть шекспировской загадки. Четкого ответа на вопрос, существовал Шекспир или нет, Джойс, впрочем, не дает. Его Шекспир — символ творца, точнее, творческого начала, которому по самой природе его тесно в любой теории.

Стремление проникнуть в тайну Шекспира водило и пером Энтони Берджесса, известного английского романиста, весьма одаренного лингвиста и видного литературоведа, когда он в беллетризированной и, надо сказать, достаточно спорной по выводам биографии «На солнце не похоже» постарался воссоздать образ драматурга. Вопрос: кто же он был, Уильям Шекспир? волнует в пьесе «Бинго» и английского драматурга Эдварда Бонда, знакомого нашему зрителю по спектаклю «Да здравствует королева, виват!»

Своеобразным рубежом в шекспировском споре стал 1964 год, когда мир с подобающей торжественностью отмечал 400-летие Шекспира. В те дни группа британских литературоведов внесла билль в английский парламент с настоятельной просьбой вскрыть могилу Шекспира и положить конец мучительным распрям, досужим вымыслам, пустым разговорам. Ведь так называемые «антишекспирианцы» с пеной у рта настаивали на том, что могила пуста, тогда как их оппонентам одно намерение вторгнуться в «святая святых» умершего поэта представлялось кощунственным. После долгих дебатов, пространных писем в ведущие английские журналы, в которых литературную общественность призывали к прямо противоположным действиям, могилу так и не вскрыли. Доводом далеко не последним против вскрытия могилы стала все та же загадочная эпитафия, составленная Шекспиром или тем, кто так искусно спрятался за его великим и звучным именем: