Роже Кайуа - В глубь фантастического. Отраженные камни

К отказу от антропоцентризма вела сквозная для его творчества идея единства вселенной — идея, в которой он все более утверждался. На всех уровнях — физическом и психическом, материальном и интеллектуальном, в живой и неживой природе, в мире растений, животных и человека действуют одни и те же закономерности, проявляясь в виде необъяснимых соответствий, совпадений, повторений. Между творениями человека и природы нет принципиального различия: человек, с его разумом и воображением, лишь продолжает природу. В ней неопровержим приоритет минералов. На циферблате геологических часов время жизни мизерно, время человеческой истории ничтожно. «Камни стары: старше жизни, старше человека… До камней не было ничего — лишь геометрия пустых пространств» [136] Здесь и далее цитаты без ссылок — из книги «Отражённые камни». . Камни — «исходный запас» и основа всего сущего; каждый из них — микрокосм и окно, за которым открывается анфилада Зазеркалья. Взаимоотражения двух реальностей — мира камня и мира человека — убеждают в том, что «науке не измыслить точности, бреду не создать фантазии, искусству не добиться гармонии и смелости, которыми не обладали бы в зародыше, в идее или в несомненной и великолепной законченности структуры, формы, рисунки камней».

Камень становится отправным пунктом мыслегрезы Кайуа, пограничной между ясностью и дрейфом фантазии. Слово «мистика», которым он сам обозначает свое приближение к скрытой сущности вещей, принято им не без оговорок. Речь идет о мистике «без теологии, без церкви и без божества» — «мистике материи». Его чувство соприродности минералу так глубоко и подлинно, что он чуть ли не перевоплощается в кристалл — кварц, кальцит или крупицу соли.

Поэзия в поздних размышлениях Кайуа предстает как «наука» — «наука о плеоназмах мира, наука о соответствиях» [137] Из последнего интервью Кайуа. Цит. по: Laserra A. L’art du pontonnier // Europe. P. 188. . Тем самым он вводит поэзию в контекст междисциплинарных исследований, занятых установлением «диагональных» связей между явлениями универсума (с 1952 года Кайуа развивал этот проект на базе основанного им журнала «Диоген»). Оперируя «точной» метафорой (то есть образом, гарантированным реальностью), поэзия — на первый взгляд, вопреки здравому смыслу — обнаруживает «скрытые очевидности» и помогает «расчищать дебри мира», выявляя его «синтаксис» [138] Цит. no: Gardes TamineJ. Un grammairien poete // Europe. P. 234–235. .

Он совершенствует огранку найденной им литературной формы — поэтического очерка-миниатюры. Его портреты камней родственны и притче (ему так хотелось обогатить хотя бы одной новой притчей их сокровищницу), и стихотворению в прозе. Ритмическое членение текста на отчетливо выделенные абзацы напоминает о стихосложении, даже о строфике. Где искать параллели этой величавой афористичности, этих проникнутых скепсисом констатаций, этих «неизбежно» и «неминуемо»?

Может быть, в библейских «книгах премудрости»?

С чем сравнить щемящую пронзительность вдруг прорывающихся скупых признаний одинокого сердца стоика, лишенного иллюзий? Он видит себя «деревом в час листопада» и ищет опору в несокрушимой твердыне камня. Он вычитывает в этих скрижалях близкий ему кодекс «древней строгости», заповеди высокой дисциплины ума и речи.

У камней он учился смирению, подобно людям, «любящим всё малое» (Б. Паскаль). За смирением тенью шла гордость. Его дерзкий ум не покидала грандиозная мечта: «открыть, вычислить алфавит» — найти ключ к «универсальному шифру», вписанному «во все вещи, во всё живое», к тайному коду, связавшему воедино все структуры вселенной.

Этой идеей вдохновлена вышедшая в 1978 году книга «Скрытые повторения: Знаковое поле. Очерк о единстве и непрерывности физического, интеллектуального и воображаемого мира, или Начала обобщенной поэтики». Подзаголовок («Знаковое поле») странно омонимичен выражению «лебединая песня». Знаток языка, внимательный к тончайшим его нюансам, не проронивший случайного слова, проницательный толкователь аналогий предугадал судьбу. Книга стала последней.

Роковой приступ болезни, от которого он уже не оправился, настиг его на выставке минералов. Так хранители неизреченных тайн проводили его до порога безмолвия.