В романе Дикинсона Иуда признается: Иисус «хотел, чтобы Я пошел к первосвященникам и предложил им предать Его им» (Dickinson, 92). План Иисуса состоит в том, чтобы оказаться арестованным, а затем освобожденным в результате «свободного выбора» людей на пасхальную амнистию (93); однако распятию в этой причудливой фантазии предается другой последователь, и тогда Иуда побуждает Иисуса «совершить последнее чудо за свое служение», инсценировав свое собственное воскресение (142). Иуда, от лица которого ведется повествование в романе Дикинсона, так описывает эту сцену: «Собрав все свои силы, я опустил молоток на гвоздь, и он пронзил Его руку, вогнанный в дерево. Учитель пронзительно вскрикнул, и кровь брызнула с руки мне налицо и рубаху. У меня началась истерика, и, рыдая и всхлипывая, я умолял Его простить меня за эту боль, что я Ему причинил, но Он с горячностью потребовал, чтобы я быстро вытащил гвоздь и вонзил в другую руку, и я повиновался Ему, обезумевший от горя, видя, как проливается Его бесценная кровь и, слыша Его пронзительный крик от боли» (144).
Кейн видит «уникальность» истории в том, что «она не равняет Иуду и Иисуса, как заслуживающих равной благодарности, так как Иуда один достоин восхваления», поскольку «в своем саморазрушении Иуда предстает, под определенным углом зрения, единственным “погибшим за грехи человечества”» (Cane, 162).
Один исследователь, разглядевший на его страницах ад Данте и Иеронима Босха, признал в Кеннелли «современное сознание, сражающееся со средневековыми демонами», и, прежде всего, конечно, с демоническим Иудой. Рецензия Августина Мартина в «Irish Independent» цитируется на задней обложке «Маленькой книги Иуды».
Ставший ныне классическим перечень Альцюссера «аппаратов государственной идеологии» (или АГИ), созданный в 1969 г., по-видимому, не оказал никакого воздействия на Кеннелли, который прослеживает влияние Иуды на каждое из учреждений, названных Альцюссером, а именно:
— религиозные АГИ (система различных Церквей),
— образовательные АГИ (система различных государственных и частных «школ»),
— семейные АГИ,
— правовые АГИ,
— политические АГИ (политическая система, включающая различные партии),
— профсоюзные АГИ,
— АГИ средств массовой информации (печать, радио и телевидение и т.п.)
— культурные АГИ (литература, искусства, спорт и т.п.)
Критический анализ «Книги Иуды» проводят Макдонаг, Персон, Седмейр. Прекрасное эссе о книге Кеннелли принадлежит перу Роше. См.: Roche, McDonagh, Persson, Sedlmayr.
Учитывая важную роль женских характеров в Драме Страстей Господних, как и центральное место женщин в истории христианства, засилье мужчин в Католической церкви оборачивается самой очевидной социальной несправедливостью, теме которой Кеннелли посвящает целый ряд стихотворений, и одному из них он дает название, навевающее ассоциацию с хористами: «The Twelve Apostlettes» (137).
Пайпер делает такой же вывод о «романистах, которые защищают Иуду», апостола, олицетворяющего «правду смерти» (Pyper, 119). Аналогично и Барт высказывается « “за” Иисуса, сильного Своим милосердии, и “против” Иуды, слабого своей злобностью (Barth, 477).
Воплощая связь между Иудой и евреями, иудеи (как группа, упомянутая в этом перечне) изображены в Новом Завете как отказывающиеся обращаться в религию, им предлагаемую.
Это предположение обсуждают Ламадрид и Томас, поместившие в своей книге иллюстрации таких мексиканских фигурок Иуды. «Горящие Иуды» запечатлены на фреске Диего Ривера в Мехико.
Примечательно, что празднества на День Иуды, устраивались после того, как всю святую Страстную неделю молчали священные колокола соборов и церквей. Гулянья в честь Иуды сопровождали трещотки, скрежет которых навеивал ассоциации со скрежетом костей неискупленного апостола. Ритуал с поросенком описывает Бизли (Beezley, 120); у него находим и описание пекарей, начиняющих фигурки Иуды булочками, мыловаров — кладущих в них мыло, мясников, наполняющих их кусочками мяса и бесплатно раздающих их толпам гуляющих. По мнению таких исследователей, как Бахтин и Натали Земон Дэвис, Бизли считает дни Иуды увеселительными фестивалями (108).
Библеисты Борг и Кроссан поясняют: «когда мы росли, единственное, что могло быть хуже, чем быть «Фомой неверующим», было — быть Иудой. Хотя в истории [рассказанной Иоанном] Фома не осуждается» (Borg and Crossan, 203). На склонности сомневаться во всем, приписывавшейся евреям, основывалось и обвинение их в осквернении гостии, о чем рассказывается в Главе 3. В вымышленной биографии Иуды, вышедшей из-под пера Кена Смита, Иуда «испытывал глубокую печаль от того, что не видел — как другие — Иисуса воскресшим, хотя и признавал, что не имел права видеть Его» (Smith, 433). Иуда Смита сговаривается с Иаковом и Симоном предать Иисуса на суд Синедриона, ошибочно полагая: тогда Иисус «получит возможность раскрыть миру богословов то, что знаем о Нем мы» (382). В «Евангелии от Иуды» Рея Андерсона Иуда также свидетельствует: «Другие одиннадцать учеников, бывших моих сотоварищей, все видели Иисуса после воскресения» (R.Anderson, Gospel According to Judas, 143).
Читать дальше