Седа Маркарьян - Праздники в Японии - обычаи, обряды, социальные функции

На следующих полках в порядке очередности размещают трех фрейлин, подающих сакэ; пятерых музыкантов, каждого со своим инструментом; двух телохранителей и трех слуг. На самой нижней полочке ставят миниатюрные лакированные обеденные сервизы и другую утварь, а также угощение для кукол. Например, голубого и розового цвета рисовые конфеты и два торта из рисовой муки ромбовидной формы. Здесь же устанавливается два маленьких цветущих деревца — вишневое и мандариновое, что придает законченность всей композиции. Разумеется, наборы атрибутов для праздника разнятся в зависимости от достатка семьи.

Традиционные украшения г. Сэндай во время праздника Танабата

Существует также обычай украшать выставки цветами персика, розовый цвет которых ассоциируется с представлением о весне. Кроме того, полагают, что цветы персика символизируют наиболее приятные черты характера и облика девочки — нежность, кротость, грацию, женственность, что служит залогом счастья в замужестве. Когда в семье рождалась девочка, куклы для выставки были лучшим подарком. Подчас это настоящие произведения искусства, передающиеся из поколения в поколение. Иногда набор кукол и кукольных принадлежностей являлся значительной частью приданого невесты. Для любой японской семьи такой набор кукол был национальной традицией и одной из самых дорогих семейных реликвий, с которыми расставались только в трудную минуту жизни.

Отношение к этой реликвии членов одной семьи, разных по возрасту и взглядам, очень тонко передано в вышеупомянутой новелле Акутагава Рюноскэ, написанной автором в начале XX в. Сюжетом рассказа является вынужденная продажа набора кукол ввиду денежных затруднений. Всем членам семьи жалко их продавать, и даже брат девочки, которой принадлежат эти куклы, абсолютно европеизированный молодой человек, считающий праздник кукол устаревшим обычаем, понимает, что если еще раз посмотреть на кукол (а об этом просит его сестра), то с ними невозможно будет расстаться. Родители отказали девочке в ее желании, и каково же было ее смятение, когда она в ночь накануне продажи, внезапно проснувшись, увидела отца, сидящего перед этими куклами: "Перед отцом были расставлены мои куклы — мои хина, которые я не видела со дня праздника кукол! Был ли это сон? Затаив дыхание, я уставилась на это чудо. При тусклом свете фонаря я смотрела на императора со скипетром из слоновой кости в руке, на императрицу с коралловым венцом, на цитрус-татибана (померанец, вечнозеленое дерево, символ вечного процветания. — Авт.) справа и вишню слева, на пажа, держащего раскрытый солнечный зонтик с длинной ручкой, на фрейлину с подносом в руках, на лаковый с золотыми узорами туалетный столик и лаковый комодик, на кукольные ширмы, разукрашенные ракушками, на столики, чашки, на расписной фонарь, на шары из цветных ниток…" [1, с. 409–410].

Свидетельством живучести Хина мацури в народе является неослабный интерес к нему японских писателей. Великий поэт позднего средневековья Бусон писал:

Вот из ящика вышли…

Разве ваши лица могла я забыть!

Пара праздничных кукол.

Пер. В. Н. Марковой

С этими стихами перекликается настроение героя — активного борца за мир середины 70-х годов нашего века из новеллы "Праздничные куклы" Ойкава Кадзуо (род. в 1933 г.). За суетой повседневной жизни и большой общественной работой герой забывает о праздниках. Но когда жена сказала ему о том, что уже расставлены куклы, он воскликнул: "Значит, наступил праздник девочек… мною овладело светлое чувство". На него нахлынули воспоминания. В такой же день 1945 г. в горящем от бомбежек Токио мать устроила выставку кукол для его сестры. "Алела ткань на ступенчатой подставке для кукол. Сестра и мать смотрели на них с радостным оживлением, будто перед ними в утратившем краски мире вдруг расцвели яркие цветы. "В любой момент они могут превратиться в пепел…" — говоря это, мать поставила куклу-императора на верхнюю ступеньку…". В жизни так и случилось, в дом попала бомба, мать и сестра погибли, но друг дома, рискуя жизнью, спас эти куклы. Для героя новеллы деревянный ящичек с праздничными куклами стал памятью о родительском доме. "За четверть века куклы утратили былой блеск, — вспоминает герой, — но смотрели на меня своим неподвижным взглядом, напоминая о тех, кто погиб в ту мрачную зиму" [79, с. 412–431].