Сергей Глезеров - Петербургские окрестности. Быт и нравы начала ХХ века

Ладога являлась кормилицей не только для местных жителей. Попытать счастья на Ладожском озере приезжали и рыбаки из отдаленных мест, например крестьяне из Осташковского уезда Тверской губернии – их называли «осташами». На Ладоге они занимались не только ловлей рыбы, но и прасольством, то есть покупкой рыбы и ее сбытом в Петербург.

Некоторые прасолы (перекупщики рыбы, мяса и других сельскохозяйственных продуктов) имели по шесть-восемь сойм (описание этих плавсредств – чуть ниже). Прасолы объезжали места улова и тотчас же скупали у рыбаков пойманную ими рыбу – сигов, лещей, окуней, осетров, форелей, лососей, затем грузили ее на свои соймы, приспособленные для доставки живой рыбы в Северную столицу. Занятие рыбным промыслом и торговля рыбой приносили неплохой доход купцам из Новой Ладоги, многие из которых прошли путь от мелких скупщиков рыбы до богатых прасолов.

Упомянутый выше Николай Озерецковский свидетельствовал, что прасольство было распространено и в конце XVIII века. «Не считая ряпушки, рипуксы и других мелких рыб, которых прасолы от рыбаков не принимают, наибольше попадаются в озере сиги, кои величиною в три четверти аршина случаются, – говорилось в книге Озерецковского. – Мелкий сиг прасолами отметается, а в счет идет только такой, который длиною не меньше четверти, мераж их берется от глаз до хвоста».

Впрочем, вернемся к ладожским соймам, описанным Бахтиаровым. «Сойма имеет в длину шесть саженей, а в ширину – две сажени, – сообщал Анатолий Бахтиаров. – Посередине ее устроен трюм-водовик, а по концам – два люка. Трюм имеет с боков горизонтальные прорези в палец толщиной – для доступа воды. Сойма глубоко погружается в воду, так что в трюме, во все время пути, стоит свежая вода: на озере – ладожская, на Неве – невская, на Фонтанке – питерская».

Заметим, что живую рыбу в Петербург требовалось везти именно по Ладожскому озеру, поскольку малопроточная вода могла испортить нежную рыбу. Такая живая рыба ценилась вдвое дороже «сонной», привозимой в соймах вместе со льдом.

Из Новой Ладоги при попутном ветре сойма приходила в Петербург на вторые сутки. Во время следования на ней находились шкипер и его помощник-мальчик. Если на Ладожском случались буря или шторм (а такое случалось нередко), то трюм и люки в сойме закрывали наглухо. А поскольку сойма погружалась глубоко, то бывало, что волна перекатывалась прямо через палубу.

Прибыв в Петербург, ладожские соймы останавливались возле Летнего сада – у Прачечного моста через Фонтанку чтобы пройти к Семеновскому мосту у цирка, где находилась рыбная биржа для продажи рыбы. Каждая сойма везла в столицу около 150 пудов свежей рыбы – на 300-500 рублей. Каждая сойма делала за лето почти полтора десятка поездок в Петербург и привозила рыбы в столицу за весь сезон на 4-5 тысяч рублей. Всего же таких сойм на Ладоге насчитывалось больше тысячи!

Выгрузив рыбу на бирже, шкипер тотчас же отправлялся на сойме обратно за следующей партией живой рыбы. На рыбной бирже, как отмечал Анатолий Бахтиаров, ладожская рыба сбывалась двум комиссионерам, имевшим на Фонтанке свои живорыбные садки – Лебедеву и Веренчеву. Те, в свою очередь, или тотчас же перепродавали рыбу петербургским разносчикам, за что получали от своих «доверителей» 10 процентов, или же пересаживали живую рыбу в свои садки и продавали ее по мере спроса, за что получали 13 процентов с вырученных денег.

По воспоминаниям петербургских старожилов, живорыбные садки, находившиеся на Неве, Невках и Фонтанке, представляли собой характерную черту старого Петербурга, ныне совершенно ушедшую в прошлое. Не случайно упоминания о садках можно встретить в стихах многих поэтов Серебряного века, воспевавших Петербург. Вот, к примеру, строки Владимира Княжнина, посвященные Фонтанке (1914 год):

Это были большие баржи с надстройкой, в которой располагались торговые, складские и жилые помещения для приказчиков и рабочих. Садки круглый год стояли на одном месте и жили одинаковой жизнью и летом, и зимой. Продавали тут и свежую рыбу, и соленую, а также икру всевозможных сортов.

«Больше всего покупателей было в масленицу и посты, когда многие не ели мясного, – говорится в известных воспоминаниях о Петербурге рубежа XIX-XX веков, принадлежащих перу Д.А. Засосова и В.И. Пызина. – Среди покупателей встречались и такие, у которых денег было мало, а полакомиться вкусной икрой хотелось. И вот приходили такие покупатели со своей булкой, подавали ее приказчику, прося помазать ее икрой то того, то другого сорта, чтобы попробовать, прежде чем купить. Так они пробовали несколько сортов, а потом, находя, что икра-де горьковата или солоновата, уходили, неплохо закусив, провожаемые недоброжелательными взорами хозяев и продавцов».