Йозеф Томан - Сократ

- Откуда мне было знать - кого я тогда вынес из битвы... для Афин и для самого себя?! Откуда?! Ах, мой новый друг, о наших предках и богах рассказывают легенды, полные чудес, но мы тогда, в Периклов "золотой век", да и какое-то время после него, сами переживали легенды, полные чудес...

Он вдруг забеспокоился. Встал.

- Кажется, уже очень поздно...

- Да, - я глянул на часы. - Скоро утро.

- Я должен идти приветствовать солнце, - сказал он, ласково кивнул мне и вышел.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

1

Периклов "золотой век" - а вокруг Афин - зависть, ревность, ненависть, мятежи.

Стоит кому-либо из союзных полисов войти в Парфенон и увидеть дивно прекрасную Фидиеву Афину - золото, слоновая кость, драгоценные камни, захватит дух у такого человека, настойчиво застучит в мозгу корыстный вопрос: а почему у нас нет такого Парфенона? Такой богини, чтобы золото стекало с ее головы до пят? Мы тоже хотим иметь такое чудо света!

Откуда берет Перикл целые горы серебра на подобное великолепие? Из наших денег! Из союзной казны! А счетов не показывает. Скажете, Афины нас защищают? Ха! Не от кого. Мир у нас. Персы уже не в силах подняться, и со Спартой заключен мирный договор на тридцать лет. К тому же ходят слухи, будто Перикл тайно посылает спартанцам по десять талантов серебра в год, чтоб закрепить этот мир.

Да, зрелище поразительное, когда из Пирейской гавани выходит в море афинский флот. Сотни великолепных триер, их паруса раздуты скорее гордыней, чем ветром. А нам-то это к чему? К тому разве, чтоб нас же пригибали к земле страхом или жестоко карали за попытки отложиться от властительных Афин! Мы хорошо помним, что сделал Перикл со взбунтовавшимся Самосом...

И от того, что Афины стали Элладой в Элладе, нам-то какой прок? Только гуще сделалась тень, в которой нас заставляют прозябать, в то время как Афины расцветают на солнце!

Такие мысли хранили союзники Афин, и такие вели они речи.

И никому из них не приходило в голову, что одними деньгами такой красоты не создашь: что для этого нужен дух человека, разум человека и страстная любовь к Афинам. А то, что всякого хоть мало-мальски умелого человека тянуло в Афины из союзных полисов, тоже мало радовало их.

Невозможно было остановить это движение. От одной победы над материей к другой, от одного нового здания, статуи, росписи к другим... Этот поток захлестнул Афины. Одна работа порождала следующую, всякая новостройка уже сама по себе требовала новых. Нельзя, чтоб вокруг Парфенона зияли развалины - шедевры архитектуры на Акрополе взывали к продолжению.

Украшались уже и другие города Аттики - и зависть, и ревность прочих полисов, членов Афинского морского союза, нарастали, подобно потоку, который невозможно остановить.

Периклу подваливало к семидесяти; он уже плохо видел, что делается вокруг, плохо слышал, что говорится. Терял гибкость. И не понял вовремя, что этот поток тащит за собой и его, что для Афин и Аттики он забирает из союзной кассы все больше и больше денег, чем следовало бы главе морского союза.

Недовольство и мятежи, вспыхивавшие тут и там, Перикл подавлял силой. Торговля процветала, бороздил море гордый флот. Афины украшались - чего же ему беспокоиться? Не достаточно ли сделал он за свою жизнь? Разве не стали Афины самой грозной силой? Периклу ли бояться ропота союзников?

Распря между аристократической Спартой и афинской демократией тянется годы. Перикл привык к ней. Привык тем легче, что при народовластии Афины расцветали непрерывно, в то время как Спарта отставала во всем, кроме суровой, жестокой системы воспитания, делавшей спартанцев воинами от младых ногтей.

Но пусть попробуют сунуться! Наш флот ворвется в их порты, Хлынут с кораблей наши гоплиты...

Мечты Перикла претворялись в действительность, а действительность рождала в нем новые мечты, уносившие его все выше и выше.

Враги Афин, враги Перикла, враги демократии и ее успехов почуяли, что настал удобный момент нанести удар, - и нанесли.

Зачем сразу война? Война не уйдет. Сначала - расшатать изнутри!

Спартанские аристократы укрепляли связи с аристократами и олигархами во всем Афинском морском союзе. Подстрекали членов союза требовать самоопределения. Им-де выгоднее не подчиняться Афинам, а поставить во главе своих полисов собственную аристократию...

И в самих Афинах спартанцы нашли союзников из числа олигархов и их приспешников. Поколебали даже часть экклесии. Но, поскольку еще нельзя было направить удар непосредственно на Перикла, а тем более на самое демократию, они через обманутую экклесию ударили по ближним Перикла.