Дэвид Гриффитс - Екатерина II и ее мир - Статьи разных лет

Зачем бы императрице понадобилось сначала прилагать такие усилия, чтобы побудить британцев к переговорам с Джоном Адамсом, а затем, совершив оборот на сто восемьдесят градусов, так же упорно пытаться удержать голландцев от официального признания американца и не признавать его самой? Очевидно, это не было вопросом идеологии, ведь республиканские институты — что голландские, что американские — ни в коей мере не представляли для нее угрозы. В самом деле, как мы видели, она была готова воспользоваться одновременным пребыванием в Гааге Уентуорта и Адамса, чтобы вести переговоры об американской независимости.

Ответ, кажется, совершенно прост и даже предсказуем. Императрица руководствовалась одной целью, а именно улучшением дипломатического положения России. Посредничество было тем инструментом, которым она воспользовалась для достижения этой цели. Если бы результатом ее усилий стало обретение Соединенными Штатами независимости, так тому и быть. И если Соединенные провинции и Британия договорятся о мире, Екатерина тоже вполне будет удовлетворена. Ведь незадолго до того императрица сместила Никиту Ивановича Панина и отвергла его относительно бездейственную «Северную систему» в пользу альянса с Австрией, направленного против нетвердо стоящей на ногах Османской империи. «Северная система» основывалась на поддержании в Европе мира и status quo, главным гарантом которого был прочный союз России с Фридрихом II Прусским. Поэтому Никита Панин стремился к общему посредничеству, которое положило бы конец любым войнам {725} . Но для того, чтобы бросить вызов оттоманам, Екатерине требовалось иное соотношение сил. Самым логичным ее союзником теперь был император Габсбург, с которым она заключила соглашение в мае — июне 1781 года {726} .

Британия в этой ситуации была джокером, универсальной картой. Проиграв своим многочисленным противникам и утратив всякое влияние на международной арене (что императрица полагала вполне возможным вариантом), Британия была бы вынуждена заключить мир, развязав таким образом руки Бурбонам, которые воспользуются этим, чтобы помешать реализации планов императрицы. С другой стороны, если бы Британия преуспела в отражении противников, она продолжала бы с ними воевать и тем самым отвлекать их внимание от России, давая Екатерине возможность привести свои планы в действие. Когда в мае 1782 года пришло известие об апрельской победе адмирала Роднея [254]над французским флотом де Грасса, преемник Панина Александр Андреевич Безбородко (украинец и сторонник новой, более агрессивной внешней политики на юге) заметил, что, если бы британцам удалось хоть немного поднять голову, война бы продолжалась и дала бы русским время справиться с турками и татарами — главной нынешней заботой России {727} . Императрица вторила словам своего министра {728} . Желание сократить число врагов Британии и таким образом уравновесить противодействующие стороны лучше всего объясняет поведение императрицы по отношению к двум республикам. В этом смысле русско-голландские и русско-американские отношения были с точки зрения России не чем иным, как продолжением русско-британских отношений.

Историкам всегда было трудно дать однозначную оценку русско-американских дипломатических отношений периода Войны за независимость США. С одной стороны,

обнародованная Екатериной II Декларация о вооруженном нейтралитете была откровенно направлена на ограничение британского господства на море, так что ее провозглашение горячо приветствовали в североамериканских колониях. С другой стороны, прием, оказанный в 1781–1783 годах русской императрицей Фрэнсису Дейне, американскому эмиссару, который после принятия этой декларации прибыл в Санкт-Петербург [255], чтобы заручиться поддержкой со стороны России, трудно назвать радушным. На протяжении нескольких последующих лет отношения между двумя странами оставались натянутыми, что было среди прочего и следствием того приема, который был оказан Дейне в России. Именно это кажущееся противоречие побудило Франка А. Голдера, одного из первых занимавшихся Россией американских историков, призвать к более глубокому изучению отношений между двумя странами {729} .

Более чем полвека спустя историки откликнулись на этот призыв, правда историки в основном не американские, а советские. Первые результаты обнадеживают {730} . Однако упомянутое выше противоречие так и остается неразрешенным — вероятно, из-за тенденции в основном уделять внимание формальным дипломатическим контактам, не принимая при этом в расчет коренных изменений во внешнеполитической ориентации русского правительства, которые происходили параллельно с американской Войной за независимость. Поскольку положение американских колоний в период их противоборства с Великобританией выглядело безнадежным, развитие русско-американских отношений тщательно регулировалось из Петербурга, который гораздо меньше нуждался в поддержке со стороны Америки, чем Америка — в поддержке со стороны России. Но политика России в отношении северо-американских штатов не была неизменной на протяжении всей Американской революции. Скорее следует различать две самостоятельные и не похожие друг на друга фазы в российской внешней политике, которые отражают взгляды и судьбы двух противоборствующих группировок при русском дворе. На первом этапе, с начала Войны за независимость и примерно до 1780 года, российской внешней политикой управлял министр иностранных дел [256]Никита Иванович Панин, который стремился сохранить status quo в Европе, а потому пытался добиться мирного урегулирования военного конфликта и обеспечить при российском посредничестве de facto независимость американских колоний. Осенью 1781 года Панин был бесцеремонно отстранен от дел, и политический курс принял противоположное направление. Советники, пользовавшиеся теперь расположением императрицы, в первую очередь Григорий Александрович Потемкин и Александр Андреевич Безбородко, подталкивали ее к проведению более агрессивной внешней политики, и мирное разрешение военного конфликта в Америке могло только помешать их планам.